Марина Серова - Карма темных ночей (сборник)

Это рассуждение плавно вывело меня на новую тему.

– Глеб, давай в гостиницу, – распорядилась я и повернулась к режиссеру, чтобы получить вполне предсказуемую порцию возмущений.

– Это что значит, мы же следим за этими, – он многозначительно глянул вслед стремительно удаляющемуся автомобилю. – Глеб, быстрей за ними!

– Глеб, в гостиницу, – мягко напомнила я, хотя внутри, конечно, ощущала раздражение, но совсем легкое, так что мне не пришлось прилагать усилия, чтобы сохранить прежнюю степень самообладания.

– Да что же это?! – взвился мой клиент. – Да я уволю тебя, глупый дурак! – истерично выкрикнул он, заметив, что водитель поворачивает машину обратно.

– Разорвать контракт со мной может только мой работодатель, а это господин Годян, но никак не вы, уж извините. Да и у меня четкие инструкции подчиняться госпоже Охотниковой, – продолжая движение в заданном мною направлении, очень рассудительно ответил охранник. – Так что все как раз наоборот, если я ее ослушаюсь, меня уволят, думаю, мои объяснения исчерпывающие?! – абсолютно серьезно спросил Глеб, подводя черту.

– Более чем, однако, если я стану настаивать, не думаю, что из-за такой мелкой сошки, как ты, банкир станет рисковать вложенным в съемочный процесс капиталом! – в свою очередь решил восстановить реноме режиссер. – Так что рекомендую еще раз подумать, – с царскими нотками в голосе закончил он.

– Поехали за ними, Глеб, вот только на этом я умываю руки и не буду чувствовать себя виноватой, если господина Остроликого убьют сегодня ночью… Поскольку в моем контракте прописано, что я имею право отказаться от исполнения своих обязанностей телохранителя в том случае, если клиент препятствует моим действиям, причем в этом случае гонорар я получу сполна. Так что мне все равно… – Я беззаботно пожала плечами.

– Так куда нам дальше?! – резко затормозил Глеб, обернулся и уставился на меня со смесью беспомощности и злобы в глазах. Я продолжала хранить молчание.

– В гостиницу, – наконец буркнул Остроликий и демонстративно отвернулся к окну, всем своим видом выражая степень урона, которую понесла его тонкая и ранимая, полная искусством душа, от несправедливой обиды.

– В гостиницу, Глеб, и побыстрей, – повторила я, заметив, что водитель замер в нерешительности. До ночных съемок оставались считаные часы, и я досадовала, что приходится тратить драгоценное время на лишние разговоры. Глеб кивнул, и через несколько минут мы затормозили у входа в гостиницу.

Внутри у меня было полное ощущение, что преступник задумал поставить заключительный аккорд в деле под названием «трагическая смерть режиссера» сегодня ночью. На это указывали факты, все покушения происходили в основном на съемках, что вполне логично, учитывая, что в номере Остроликий все время пребывал не один, а в тесном соседстве с собственной супругой, да и охранники не прекращали наблюдение ни на секунду. Поэтому эти несколько часов в отеле стоило использовать максимально.

Вспомнив о Елизавете Ричардовне, я решила первым делом определиться с ней, ее ролью в происходящем. Сдав охрану номера Остроликих дюжему молодцу, присланному банкиром, я поспешила к себе, к своей технике, которую, надо отметить, искренне любила и считала своей самой главной помощницей. Эти мысли меня позабавили. Я мигом представила выражение лица моей милейшей тетушки, узнай она, отчего мое сердце вздрагивает и к кому, точнее, к чему пылает страстью. Хотя, наверное, когда-нибудь следовало приоткрыть ей глаза на тайные привязанности моей души, чтобы уже окончательно прекратить так надоевшие мне разговоры и причитания о несостоявшемся замужестве.

Мадам Остроликая встретила мужа в расслабленном состоянии и в домашнем виде. И хотя все выглядело вполне натурально, я все же решила проверить, и быстренько прокрутила картинки с видеокамер. Хотя Елизавета Ричардовна никуда не отлучалась, придя со свидания, все время до нашего прихода она набирала чей-то номер телефона и жутко бесилась, так и не услышав ответа абонента. Так что ее сонливость была наигранна, но я не спешила посвящать ее в тайну исчезновения любовника.

Заказав в номер легкий ужин, я припала к монитору, параллельно подключив наушник от все еще сохраняющегося в спальне Елизаветы Ричардовны «жучка».

– Севушка, будешь ужинать? – мадам Остроликая была сама любезность.

– Нет, лапушка, я плотно пообедал, до сих пор даже помыслить о еде не могу, – отказался режиссер.

– Где это тебе так повезло? Насколько я помню, кормят вас в час, а сейчас восемь, вот уж никогда не поверю, что ты столько времени держишься на бедном на калории общепите? – проявила она чудеса проницательности.

«Вот ведь, сама недавно от другого мужика вернулась, а продолжает держать руку на пульсе, – похвалила я ее мысленно. – Похоже, не так безразличен ей муж, как она убеждала своего любовника», – вынесла я вполне очевидный вывод.

– Так сегодня я с продюсером пересекался, потому позволил себе расслабиться, – быстро нашелся мой клиент.

«Похоже, ему не впервой выкручиваться», – оценила я его усилия, с положенной справедливостью отметив его догадливость, ведь про наш дневной побег он не проболтался.

– А, ну умница! Однако тебе стоит подумать о фигуре, ты помнишь, что сказал врач?! – и, не дожидаясь ответа, она сама дополнила: – Лишний вес губителен для твоего сердца, я беспокоюсь о тебе, – она органично выглядела в роли заботливой супруги.

– Так я же днем, да и сейчас съемки всю ночь, я потрачу больше, чем съел… Да и вкусно было, как в ресторане лучшем, – мечтательно зажмурился он, вспоминая кулинарные изыски моей талантливой родственницы.

– Так ты вроде и был в ресторане? – настороженно уточнила Елизавета.

– А… ну да… просто странно встретить кухню экстра-класса в такой глухой провинции, – лихо выкрутился режиссер.

– А что ты там говорил про ночные съемки? – удовлетворившись объяснениями, мадам Остроликая легко переключилась на новую тему.

– Так пора заканчивать с исторической частью, аренда места под павильоном истекает, наше время на привычной натуре под Москвой снимем.

– Все правильно, – на этот раз Елизавета Ричардовна не нашла к чему придраться. – Ты, наверное, отдыхать будешь? – Она запнулась, дождалась утвердительного кивка Всеволода и продолжила: – А я у себя прилягу, нам предстоит длинная ночь…

– А тебе-то почему? – не понял Остроликий.

– Я тебя не брошу, я поеду на студию с тобой, – она решительно поджала губы.

Режиссер открыл было рот, но, видимо, он уже порядком устал от препирательств, поэтому лишь миролюбиво заметил: «ну, ну», – и практически рухнул на мягкий диван, где даже засопел от наслаждения, почувствовав гостеприимные мягкие подушки каждой клеточкой своего тела.