Оса Ларссон - Солнечная буря

— Я с удовольствием поеду в Йиека-ярви, но завтра меня ждет работа.

Ребекка заморгала: боль стучала в голове, как молоток. Она сжала двумя пальцами переносицу, Сиввинг бросил на нее быстрый взгляд. Глянул на недоеденную булочку, лежащую возле ее стакана. Потом вручил Лове кусок пробки и показал, как размазывать мазь по поверхности лыж.

— Послушай, — сказал он Ребекке, — иди наверх и полежи. Мы с девочками пойдем прогуляемся с Беллой, а потом приготовим ужин.

Ребекка поднялась на второй этаж в спальню. В комнате стояла безукоризненно ровно заправленная двуспальная кровать Сиввинга и Майи-Лизы. Большие деревянные шары, украшающие изголовье, потемнели и блестели от многолетних прикосновений. Ей захотелось взяться за один из них. Серое небо скрадывало дневной свет, и в комнате царил полумрак. Ребекка легла на кровать, накрывшись пледом, который нашла в ногах. Она устала, замерзла, в голове стучало. Не в силах расслабиться, она вытащила мобильник и проверила голосовые сообщения. Первое из них было от Монса Веннгрена.

— Это оказалось нетрудно, — проговорил он тягуче. — Но я пообещал журналистке право первой ночи на всю эту историю в обмен на то, что она заберет свое заявление.

— Какую историю? — фыркнула Ребекка.

Она ожидала, что он еще что-нибудь добавит, но сообщение на этом закончилось, и механический голос в трубке сообщил о времени поступления следующего.

«А ты чего ожидала? — насмешливо сказала она самой себе. — Что он будет ворковать и говорить о пустяках?»

Следующее сообщение было от Санны.

— Привет, — сухо произнесла она. — Я сейчас узнала от Анны-Марии, что девочек будут допрашивать. С привлечением детского психиатра и все такое. Я против, и меня удивляет, что ты не обсудила этот вопрос со мной. Мне жаль, что нам не удается договориться, поэтому я решила, что девочки пока поживут у моих родителей.

Ребекка отключила телефон, не прослушав остальные сообщения. Раздался стук в дверь, потом Сиввинг просунул голову в щель и увидел ее лежащей на кровати с телефоном в руках.

— Думаю, тебе полезно будет прогуляться до Йиека-ярви. Кстати, там нет приема, так что телефон можешь оставить здесь. Я только хотел сказать, что еда будет готова через час, я приду и разбужу тебя. Так что поспи пока.

Ребекка посмотрела на него.

— Не уходи, пожалуйста! — попросила она. — Расскажи мне про бабушку.

Сиввинг подошел к шкафу, достал еще один плед и накрыл Ребекку. Затем взял у нее телефон и положил на ночной столик.

— Люди думали, что Альберт, твой дедушка, никогда не женится, — начал Сиввинг. — Если он приходил в гости, то сидел молчком в уголке, комкая в руках шапку. Он единственный из всех братьев остался с отцом на хуторе. А папаша, отец твоего деда, Эмиль, был тяжел на руку. Мы, мальчишки, боялись его до смерти. Помню, как однажды он застукал нас за игрой в покер — я думал, он мне и впрямь ухо оторвет. Он ведь был человек глубоко верующий, лестадианец. Ну, как бы там ни было. Однажды Альберт отправился на похороны в Юносуандо, а когда вернулся, стало ясно: с ним что-то не так. Он был, как и прежде, молчалив, однако теперь сидел и как будто улыбался чему-то своему, хотя губы у него при этом не двигались — если ты понимаешь, что я имею в виду. Это он встретил твою бабушку. В то лето он несколько раз уезжал в Куоксу навещать родственников. Эмиль был вне себя, когда Альберт исчезал в самый разгар сенокоса. Но в конце концов она приехала знакомиться. А ты сама знаешь, какова была Тересия. Когда дело касалось работы, ее никто не мог заткнуть за пояс. Как бы там ни было, я уж и не знаю, как у них такое вышло, но однажды вечером они с Эмилем вдруг пришли на старое пастбище — луг между картофельным полем и рекой — и принялись косить. Это у них соревнование такое было. Помню как сейчас: лето уже шло к концу, появились мошки, а дело было на закате, так что кусались они нещадно. Мы, мальчишки, стояли и смотрели. И Исак, брат Эмиля, тоже пришел. Ты его вообще не застала. А жаль. Они молча шли по полю и косили каждый свою половину, Эмиль и Тересия. Мы тоже стояли молча. Слышалось только жужжание насекомых да крики ласточек.

— И она выиграла? — спросила Ребекка.

— Нет, но в каком-то смысле Эмиль тоже не победил. Он закончил первым, но твоя бабушка ненамного от него отстала. А Исак почесал свою щетину и сказал: «Ну что, Эмиль, на твою половину можно смело барана выпускать пастись». Эмиль-то пронесся по своей половине как ураган, однако особой тщательностью он не отличался. А на той половине, которую скосила твоя бабушка, царила такая чистота — казалось, она прошла по ней на коленях с маникюрными ножницами. Ну вот, ты услышала, как она добилась уважения от отца твоего дедушки.

— Расскажи еще, — попросила Ребекка.

— В другой раз. А сейчас поспи немного.

Сиввинг закрыл за собой дверь.

«Как тут уснешь?» — подумала Ребекка.

Ее не покидало чувство, что Анна-Мария Мелла ей солгала или, по крайней мере, что-то от нее скрыла. И почему Санна так взъелась, когда услышала, что девочек будут допрашивать? По той же причине, что и она сама, — потому что ее доверие к фон Посту равно нулю? Или потому, что предполагалось участие детского психиатра? Почему кто-то написал Виктору открытку о том, что сделанное ими не было грехом в глазах Господних? Почему тот же человек угрожал Ребекке? Или же это была не угроза, а попытка ее предупредить? Она постаралась вспомнить, что именно было написано на бумажке.

«Боже мой, до сна ли уж тут», — подумала она, глядя в потолок.

И в следующую секунду заснула глубоким сном.

Она проснулась от внезапной мысли, открыла глаза и замерла неподвижно, чтобы не вспугнуть озарение.

Анна-Мария Мелла сказала нечто важное. «У нас есть только косвенные улики».

— А если есть улики, чего не хватает? — прошептала она, глядя в потолок.

Мотива. А какой мотив можно выявить, допросив дочерей Санны?

Пришедший ответ был словно монетка, брошенная в пруд, что блеснула в воде и улеглась на дно. Круги на поверхности разгладились, и картина прояснилась окончательно.

Виктор и девочки. Ребекка пыталась отогнать от себя эту мысль. Нет, это невозможно! И все же, как ни ужасно, возможно.

Она вспомнила, как приехала в Курраваару. Как Лова извозила себя и собаку мылом. Кажется, Санна еще сказала, что она всегда так себя ведет. Разве это не типичная реакция гипервозбуждения у ребенка, который…

Ребекка не нашла в себе сил додумать эту мысль до конца.

Вместо этого она подумала о Санне. Ее вечно легкомысленная одежда. Тяжелый характер отца.

«Как я могла это пропустить? — подумала она. — Семья. Семейная тайна. Этого не может быть. Должно быть, так и есть».

Но все же — не может быть, чтобы Санна сама убила Виктора. Она в жизни не справилась бы с этой задачей, даже если бы очень захотела.