Наташа Купер - Жертва

— Бога ради, Триш! Что ты ко мне лезешь?

«Посмотри, что ты наделала!» — сказала себе Триш.

Однако сказанного не вернуть. Вокруг с хрустом ломался тонкий лед, и она могла идти только вперед.

— Я не хотела тебя смущать, Пэдди, — сказала Триш и опустила глаза на слизняка, облитого водой. — Когда ты лежал в больнице, почти при смерти, я заново передумала обо всем, что чувствовала все эти годы и даже не понимала… А в тот день, когда я думала, что ты действительно умер, я… я решила, что должна наконец во всем разобраться. Скажи мне, Пэдди, почему ты ушел от нас?

Он вздохнул, а Триш снова подняла на него глаза. Пэдди смотрел в сторону. Отставив чашку с чаем, он налил себе в стакан виски и сделал глоток.

— Твоя мать — святая, — наконец проговорил он.

— Я знаю, — ответила Триш.

Она была рада, что Пэдди в конце концов это понял, однако на ее вопрос он не ответил.

— А я не хотел жить со святой, понимаешь? Если честно, я вообще не хотел заводить семью. Просто до меня не сразу дошло.

Триш почувствовала, как ей свело скулы, а в шею как будто вставили стальной прут.

— Не потому, что я не любил ее или тебя. Мы с тобой так здорово играли, когда ты была маленькая и любила пошуметь, и повозиться, и послушать всякие истории.

Триш кивнула.

— Я до сих пор некоторые из них помню.

— Только я не хотел жить по правилам. Не хотел быть разумным и опрятным. Не хотел взрослеть, понимаешь? Я каждый день ездил в тоскливый Биконсфилд и обратно. Выходил из электрички ровно в семь. Потом мы вместе с твоей матерью съедали по тарелке питательного супа и выпивали по бокалу вина, смотрели по телевизору какую-нибудь жуткую «мыльную оперу», а в половине одиннадцатого, черт побери, ложились спать.

Триш невольно улыбнулась, представив нарисованную Пэдди картину. Его голос в ответ на ее улыбку стал мягче и словно моложе.

— Я старался, Триш. Старался изо всех сил. Я знал, что Мэг нравится именно такая жизнь. Мало-помалу я стал задерживаться после работы, пропускать по рюмочке с сослуживцами, начал приходить домой слегка навеселе. Мэг нервничала и злилась, когда я будил тебя, чтобы поиграть, или отрывал от уроков, когда ты стала немного постарше. Потом мы садились ужинать, а еда была подгоревшей или переваренной, но Мэг никогда ни на что не жаловалась.

— Да, она никогда не жалуется. Для нее это вопрос чести.

— Было бы гораздо легче, если бы она все-таки жаловалась. Хоть иногда. Но нет! Она сидела с видом святой мученицы, которая никогда не позволяет себе повысить голос. До того дня, когда я понял, что должен заставить ее разозлиться.

Пэдди замолчал, глядя прямо перед собой, сквозь Триш. Она попыталась вспомнить, видела ли когда-нибудь мать разгневанной. «Только один раз», — подумала она. В тот единственный раз Мэг рассвирепела из-за сломанной плиты — стояла на кухне, орала на духовку и пинала ее ногами. Тогда Триш была потрясена этим зрелищем.

— Ну и как, заставил? — спросила она.

Пэдди покачал головой:

— Нет. Не смог, как ни старался. Поэтому однажды напился и ударил ее.

Триш почувствовала, как подпрыгнуло сердце, будто ее ударили кулаком в грудь. Пэдди, глядя на дочь, залился краской, словно именно ей он сделал что-то ужасное и непростительное.

— Но она все равно не разозлилась, — сказал он с вновь проснувшимся чувством обиды. — Ну, или не показала, что разозлилась. Наверное, посчитала, что это опустит ее до уровня такой свиньи, как я. Она ведь всегда хотела, чтобы я перестал маяться дурью и взялся за ум.

— Ну и что она сделала?

— Подобрала стул, который сломался, когда она на него упала. Аккуратно поставила обломки у стены. Потом взяла платок, вытерла кровь с разбитой губы и сказала, что сегодня будет спать в комнате для гостей. Вот и все.

Триш старалась думать о ситуации отстраненно и беспристрастно, используя весь опыт, который приобрела в суде. Мэг никогда прежде не намекала на тот случай, не пыталась сказать Триш, что причина их развода заключалась в ее отце.

— Наверное, после этого ты рассвирепел еще сильнее?

Триш с гордостью услышала, что ее голос звучит твердо и хладнокровно. Однако голова у нее была словно набита ватой, а в ушах стоял нескончаемый звон. Триш сообразила, что перестала дышать, и набрала полные легкие воздуха.

— Еще бы, — сказал Пэдди. — Но я все равно старался быть тем мужем, какого она хотела для себя, и тем отцом, какого она хотела для тебя. Я старался еще целый год. Если напивался, то вообще не приходил домой, потому что не доверял себе. Время от времени я все-таки приходил, и всякий раз она меня прощала и вела себя, как настоящая святая, а мне хотелось выбить из нее это чертово терпение. Поэтому я ушел насовсем. Так было безопаснее всего.

Под внешним спокойствием Триш бурлил гнев. Она удерживала его крепко, как только могла. Ее заставили уважать — даже почти любить — человека, который способен избивать свою жену. Ее мать, как оказалось, была из тех женщин, которые готовы смириться с подобным унижением. Мэг не только простила Пэдди, но и навещала его в больнице, пусть и двадцать пять лет спустя. Триш вспомнила Деб Гибберт и ее рассказы об избиваемых мужьями женщинах, которых она встретила в тюрьме.

Триш захотелось убежать из дома Пэдди и вообще исчезнуть из его жизни. Она не желала его видеть. И все-таки осталась сидеть на месте, убеждая себя, что пора вырасти и не устраивать мелодрам. Она не какой-нибудь эмоциональный подросток. Ссоры родителей ее не касаются. Как бы они друг с другом ни поступали, это было и останется их личным делом. Эта история теперь далеко в прошлом. Если уж Кейт Гибберт в семнадцать лет сумела справиться с несчастьями, которые навалились на нее за последние пару лет, то Триш тем более следовало вежливо улыбаться и соблюдать приличия.

— А Беллу ты тоже бьешь? — спросила она спокойно, хоть и не очень вежливо.

Пэдди налил себе еще немного виски и выпил его одним махом, шумно сглотнув. Триш увидела в его действиях вызов и поняла, почему Мэг старалась не показывать злость даже тогда, когда Пэдди ее бил. Она хотела успокоить его, а получалось все наоборот.

— Нет, Триш, я не бью Беллу. Та жизнь — и те отношения — остались далеко в прошлом… И я ударил Мэг по-настоящему только тогда, один-единственный раз.

Он помолчал, наверное, ожидая слов прощения. Однако Триш не имела никакого права что-то ему прощать. А если бы и имела, то не простила бы. Во всяком случае, она не верила, что он ударил Мэг только однажды. Если мужчина способен ударить свою жену один раз, он будет избивать ее всю жизнь. После очередных побоев он будет рыдать, молить о прощении, обещать, что станет другим, а потом все повторится сначала.

— Мне не следовало жениться на твоей матери, а ей не следовало выходить за меня замуж, — сказал Пэдди, не оставляя надежды, что дочь его поймет. — Ясное дело, мы любили друг друга, только одной любви никогда не бывает достаточно. Мы хотели от жизни разного. Ну ладно. Все, о чем я тебе рассказал, осталось в прошлом. Оно исчезло, умерло, и я не хочу о нем говорить. Ты понимаешь меня, Триш? Не хочу.