Анатолий Голубев - Умрем, как жили

— Почти никак. Мы мало виделись: то я на работе, то он.

— Как Морозов попал к вам на квартиру?

— Его направил заместитель господина бургомистра…

Офицер опять кивнул.

Они пошли к двери.

— А что с господином Морозовым, если не секрет? — спросил Юрий, провожая гостей до двери.

— Для вас не секрет, — улыбнулся Гельд. — Вы освобождены от своего квартиранта. Он расстрелян… — Офицер сказал ему что-то резкое, и Гельд сразу же умолк, кинув косой взгляд на Юрия. — Но советую пока держать язык за зубами. И тщательно выбирать себе квартирантов, если не хотите разделить участь Морозова.

«Гельд уже второй раз грозит мне. Третьего раза не миновать!»

Юрий смотрел в окно, как тяжело разворачивались на заснеженной улице машины.

Где-то в глубине души Юрию было жалко Морозова. Жалко, наверное, потому, что виновником непосредственной смерти Сергея Викторовича стал он, Токин. Он знал о готовящемся взрыве, и был против — считал электростанцию отличным прикрытием лучших боевых групп. Но Филин был непреклонен, и Юрию не хватило твердости настоять на своем.

«Так дальше продолжаться не может, — думал Токин, глядя на пустынную улицу. — Необходимо единоначалие, иначе анархия задушит все. Пора собирать штаб и поставить этот вопрос ребром. Будут, конечно, и обиды. Но для общей же пользы надо решать».

Юрий был уверен, что незамедлительно последуют репрессии, но не думал, что обернется таким трагическим образом для Морозова. Он предполагал, что все закончится так же, как в прошлый раз. Арестуют, подержат-подержат и выпустят.

Взрыв оказался эффективным. Электростанция долго работала вполсилы, оставляя в часы «пик» под напряжением лишь сеть, обслуживающую объекты первой необходимости. Пять дней простоял хлебозавод, пока оккупантам удалось кое-как наладить выпечку хлеба.

На следующий день после взрыва немцы отобрали троих заложников. Гельд объявил работавшим на станции, что, если она еще хоть раз перестанет давать ток или саботажники нанесут ей малейший ущерб, все трое заложников будут расстреляны так же, как Морозов.

Фашисты, видно, решили на расстреле Морозова набрать побольше козырей. Во всяком случае, они широко оповестили о казни, развесив броские плакаты почти на каждом углу. В них сообщалось, что саботажник Морозов расстрелян за халатность, благодаря которой и не был подан ток на хлебозавод, а это, в свою очередь, привело к затруднению с питанием населения и частей немецкой армии. Об истинной причине аварии немцы не сообщали, хотя было ясно, что такой взрыв не объяснишь случайностью. Но у них, видимо, сложилось впечатление, что главным саботажником был старый мастер, труп которого нашли тут же, возле выведенной из строя турбины. Среди россыпи осколков турбинных лопаток им не удалось обнаружить гнутый, опаленный ободок корпуса противотанковой мины, иначе расстрелянным бы оказался не один только Морозов…

«Итак, решено, десятым будет Караваев».

Юрий чертил на листке схему связей организации и прикидывал, кому следует быть на сегодняшнем совещании. Все, кроме Караваева, знали о собрании. Его же должен был позвать сам Токин.

«Караваев, конечно, парень чужой, но трезвомыслящий. Он один поддержал меня, когда я был против взрыва. Да и во время операции в лагере показал себя неплохо. Думаю, ему можно поручить сбор информации…»

Юрий накрыл стол как бы для вечеринки — поставил бутыль с остатками самогона, принес миску соленой, головками, капусты, и полдюжины моченых яблок. Хлеб в связи с нерегулярной работой хлебозавода стоил так дорого, что положенной ему зарплаты едва бы хватило на буханку, покупай он ее с рук.

«Обойдемся. Для прикрытия и такой стол сойдет. Надо обсудить четыре вопроса, Да еще поговорить о переходе за линию фронта. Лагерники уже бунтуют — рвутся в дело. Надо решить, кого с ними из наших отправить».

Собрались вовремя. Зашторили окна и для верности придавили подушками, чтобы ничего нельзя было подсмотреть. Свет убавили до минимума — можно было только различать лица.

— Начнем. Есть предложение без протокола — лишние бумаги нам ни к чему! Хотелось бы предупредить, что все сказанное здесь должно остаться между нами… — Голос Юрия дрожал от волнения. Он понимал, что ребята признавали его вожаком в первую очередь потому, что сказывался авторитет футбольного капитана. Но достаточно ли это? — Я взял на себя инициативу собрать штаб нашей организации в предлагаемом составе. Если есть дополнительные предложения, прошу вносить. — Юрий вел заседание штаба, как комсомольское собрание. — Как показал опыт январских событий на электростанции, самое страшное, что может быть в подпольной организации, — анархия. Нужна единая власть, единоначалие, как в армии.

— Я целиком за, — охотно подал голос лейтенант.

— А если будут другие мнения, чем у начальника, как быть? Ведь он не только своей головой рискует, — сказал Толмачев.

Филин вмешался:

— Понесла метелица! При чем здесь голова?! Просто решения бывают правильные, если они обсуждаются большинством. Мы знаем Токина как капитана команды, знаем, что он умеет ладить с людьми, и я предлагаю избрать его руководителем организации, действия которого будет контролировать наш штаб.

Филин подался в сторону Токина, чтобы как-то смягчить концовку своего предложения. Поддержали нестройным шумом. Токину показалось, что только Караваев промолчал.

— И все-таки, — упрямо повторил Токин, — если считаете возможным избрать меня, прошу принять мою оговорку, — в спорных вопросах последнее слово за руководителем!

— Да что, тебе власти мало?! Не в словах дело, в самих делах, — запротестовал Филин.

— И в словах тоже! — резко возразил Токин.

— Юрий прав, — примирительно протянул лейтенант, — единоначалие необходимо. Пусть последнее слово остается за ним.

— Есть предложение — голосовать? — спросил Юрий.

— А как же! — Кармин даже привстал. — Все должно быть честь по чести. Настанет день — за каждый наш шаг придется держать ответ перед страной. Чему-то она нас учила…

Проголосовали за Токина единогласно. Токин перешел к следующему вопросу.

— Мы провели переучет того, что собрано. Я имею в виду оружие. На сегодняшний день арсенал составляет сорок два автомата, семьдесят винтовок, триста гранат противопехотных и двадцать шесть противотанковых, более трех тысяч, точно не установлено, патронов и один пулемет.

По комнате прошло возбуждение.

— Пулемет удалось добыть Караваеву.

— Мо-ло-дец! — восхищенно протянул лейтенант. — Какой? «Дегтярь»?

— Бери выше — «максимка»! И в отличном состоянии.

— Боезапас поступает в распоряжение лейтенанта, которого предлагаю избрать военкомом…