Анна и Сергей Литвиновы - В свободном падении

Однако нынче, по прошествии десяти годков, мой подопечный здорово переменился. Видимо, правы циничные люди, когда утверждают, что мужчину сильно украшают деньги. Мужики, эти засранцы, сразу становятся уверенными в себе, раскрепощенными, наглыми. Вот и Данилов – в дорогих башмаках, модной куртке, небрежно брошенном на плечо шарфе – смотрелся круто. Он вырулил из дворика частного отеля «Новороссия» и направился в сторону своего временного офиса на бульваре Черноморцев, двадцать два. Шаг его дышал спокойствием и уверенностью. И, конечно, не только презренное бабло придавало молодому человеку горделивость. Сказывалось то, что он стал нынче уважаемым человеком, обладателем редчайшей специализации. Его визита, словно манны небесной, ждал целый город. Наверное, придавал ему самоуважения – как королю его свита – тот самый Сименс, который, будто нянька, организовывал его визит… Словом, теперь мне противостоял не испуганный мальчишка – а зрелый муж. Да и возрастные пропорции, очевидно, изменились. Если в прошлую нашу встречу, когда ему было двадцать три, он гляделся совсем ребенком по сравнению с моими двадцатью пятью – однако теперь кто почувствует разницу между моими тридцатью пятью и его тридцатью тремя! Уж точно – не я.

А главное – наверно, главное? – Данилов теперь стал красив. Молодой, стройный, высокий, широкоплечий, с открытым лицом. И я, конечно, не должна была так думать, но картинка вдруг нахлынула: вот его лицо, совсем рядом с моим, и глаза его светятся любовью, и губы шепчут, и у меня даже екнуло в груди от столь возможной и невозможной картины… Нет, нет и еще раз нет! Что за вздор приходит в голову! Как это можно себе представить! Ведь он объект , и он у меня – в разработке ! Да и вообще он иной, инакий ! В полном смысле слова, может, и не человек вовсе! Как я могу даже думать о подобном!

Но – тем не менее – я думала.

Данилов пересек площадь, ни разу не глянув в сторону кафе, где за гардиной пряталась я. Ни одно средство передвижения, которое я наметила в качестве возможного субъекта «наружки», за ним не двинулось. Браво, коллеги из энского горотдела. Браво, резвый опер Егор.

И вдруг, в тот самый момент, когда мой объект по тротуару, не спеша, двинулся в сторону от моря в глубь города, откуда-то возник мотоцикл. Он пролетел по площади, порыкивая бешеным мотором. Пронесся ровно в том же направлении, куда шел Данилов. Скорость его была небольшой – в сравнении с той, что мог развивать подобный мотобайк, – всего километров тридцать-сорок в час. Несся двухколесный зверюга тем не менее гораздо быстрее пешехода Данилова. Но! Это был тот самый мотоцикл, что я видела вчера вечером у пятиэтажки, где проживала Вероника Климова. А самое главное: она, эта дева, наш объект номер два, и сейчас сидела за спиной вчерашнего своего спутника, водителя байка, крепко уцепившись в него ручками. Боже мой. Я вся похолодела. Ноги стали как ватные.

Мои подопечные чуть не встретились! Они пролетели друг мимо друга в одном направлении! В первый же день, когда оба оказались в одном городе.

– Вы видели? – Я немедленно набрала номер Баранова.

– Да, все под контролем, контакта не было, – бодро отозвался мой несостоявшийся ухажер.

Контакта не было! Слава богу, что не было. Я сама вроде это заметила. Но каково совпадение! И совпадение ли?! Конечно, Энск меньше Москвы раз в сто. Здесь увидеться случайно гораздо больше шансов. Но чтобы подопечные чуть не встретились в первое утро? Это – что? Чистая случайность? Или, может, в их мозгах или душах есть нечто вроде программы, которая притягивает их друг к другу?

– Где они? Доложите, – потребовала я.

– Объект номер один находится уже на бульваре Черноморцев, двадцать два, занял свое место в офисе. Объект два прибыл к офису фирмы «Бересклет», по адресу: улица Рубина, пятьдесят пять. Сейчас на крыльце стоит, курит с подружками. Расстояние между объектами более двух километров.

– Продолжайте работать, – устало сказала я.

Выброс адреналина накрыл меня и привел к опустошенности. Что делать, вяло подумала я. Может, Петренко позвонить, попросить совета? Да что он скажет? На девяносто девять процентов: Варя, разбирайся сама. Вот и получится: результат дилеммы звонить – не звонить в итоге выходит одинаковый, придется все решать самой, только висты я в глазах командира потеряю.

Чтобы прийти в себя, я прямо за столиком кафе открыла свой ридер и решила освежить в памяти, что мне (и комиссии , разумеется) известно о нашей энской подопечной Веронике Климовой.

Она оказалась одной из тех немногих, кого мы приняли в разработку в прошедшем десятилетии. Финансируют, как я уже говорила, нас в последнее время слабо, специальный поиск новых иных не ведется, порой возникает впечатление, что комиссия стала никому не нужна. Вот и Климова попала в поле нашего зрения совершенно случайно.

Шесть лет назад, когда девочка еще училась в школе, она вместе со своей мамой прибыла на зимние каникулы в Москву. (Папаню дома, в Энске, оставили – пить пиво и смотреть «Смехопанораму».) А двоим дамам, юной и постарше, предстояло увидеть обычный набор: Красная площадь, Кремль, Коломенское, Воробьевы горы.

Приехали они самостоятельно, безо всякой тургруппы, отель заказали, типа дома колхозника, в районе ВДНХ. Там, в гостинице «Дружба народов», все и случилось – на второй день пребывания. Только удивительное стечение обстоятельств привело к тому, что случай не попал в газеты, не стал достоянием широкой гласности – а Климова с маманей, в свою очередь, не оказались в ментовке, а после – под следствием и судом.

Вероника и матерь ее поспать любили – к тому же отпуск, каникулы, зима. Вот и вышли на гостиничный завтрак уже почти к шапочному разбору – к десяти. Народу в отеле проживало совсем немного, на завтраке соответственно бродило и закусывало двое-трое. Плюс – несколько вялых подавальщиц.

С одной из них у семьи Климовых и произошел конфликт. Фотография гостиничной служащей с говорящей фамилией Гробовая имелась в деле, и я, рассматривая ее, очень хорошо поняла приезжих из Энска. Подобная столичная хабалка одним своим видом нарывалась на крепкое словцо в свой адрес. Красная наглая рожа, брылья и нос огромной бульбой. Фотография мамани Климовой тех времен тоже присутствовала, и она была не в пример милее: тонкие черты, мягкая улыбка, причесочка, глаза умные и сопереживающие. Как поясняла потом она сама (объяснение тоже наличествовало), в разговоре с Гробовой она довольно дружелюбно посетовала на скудость прилавков: ни колбасы, ни омлета, ни сосисок, ни сыра. И кофе холодный. Для подавальщицы робкая жалоба приезжей из Энска послужила стартером.