Анатолий Галкин - Ставка на удачу

Четко по списку! Всем тем, чьи фамилии значатся на конвертах, которые были спрятаны в стальном кейсе.

Первым в списке был Виктор Дмитриевич Блудов. Но ему уже не позвонишь, и его ни о чем не спросишь.

Под вторым номером значился директор Мураховского рынка Вдовин…

Ровно в час дня Екатерина начала обзвон.

– Добрый день, Константин Игоревич! Это Катя Смолина. Вы меня помните?

– Конечно, Катюша. Мы мельком виделись на похоронах Бориса. Очень печальное дело.

– Да, это так! Но, Константин Игоревич, мне сказали, что вы были другом отца.

– Конечно, Катя!

– Мне надо посоветоваться. Я нашла в его кабинете стальной кейс вроде сейфа. Он так заперт, что я не знаю, как открыть. Хочу завтра в полицию отнести.

– Правильно, девочка! Пусть сыщики разбираются. Вдруг там бомба. Сама не вскрывай.

– Сама не буду. Я боюсь его.

– Правильно! Но не потеряй кейс до утра. Пусть он у тебя в спальне под кроватью лежит.

Екатерина положила трубку и вопросительно посмотрела на Марка. Сейчас он для нее был самым главным и самым добрым человеком. Хакер Угрюмов единственный, кто обещал, что освободит Степана.

Ей было приятно, что Марк улыбается.

– Нормально, Катюша! Я человек недоверчивый, а поверил тебе. У тебя талант!

– Я стараюсь.

– Поехали дальше! Кто у нас следующий?

– Аслан Алиев, продовольственные склады за МКАД. А офис на Профсоюзной.

– Нормально! Звони Аслану. Только тоже скажи, что кейс в полицию отнесешь завтра, а пока он будет в спальне под кроватью.

Катя настроилась и набрала номер Аслана Алиева…

По пути к свидетелю Фишману они болтали о всяких пустяках. Андрей с Таней говорили, что их работа похожа на профессию следователей.

И полиция, и журналисты должны вести поиск информации, вести допрос, склоняя людей к откровенности, и фиксировать факты – в протоколах, фотографиях или диктофонных записях.

Вот и к Михаилу Фишману мог поехать майор Зябликов. А они спокойно выяснили бы всё у директора Мураховского рынка.

Полная взаимозаменяемость!

Пенсионер Фишман жил в самом центре Москвы. Не в Кремле, конечно, но очень близко. У него была большая комната в коммуналке. Третий этаж трехэтажного дома в Нижнем Кисельном переулке.

Если идти вниз, то через тридцать метров Неглинная улица. Если вправо, то рядом Звонарский переулок, на который выходит задняя часть Сандуновских бань. А если подниматься наверх по Большому Кисельному переулку, то слева старое здание Высшей школы КГБ, а впереди Лубянка со всем, что положено на ней быть.

Дом, где жил Фишман, был построен после нашествия Наполеона и пожара Москвы.

Поднявшись по скрипучей лестнице, Андрей и Татьяна осмотрелись. И площадка перед дверью из толстых дубовых досок, и ступени деревянные, всё вокруг из самого начала позапрошлого века.

Этот дом в центре Москвы строился, когда Пушкин в Лицее писал свои первые стихи.

Для музея древнего быта это нормально. Но здесь жили современные люди! Когда-то им заменили печное отопление, когда-то протянули по стенам электрические провода, а в остальном все осталось, как было раньше.

Если в любой комнате этой коммуналки сорвать обои семидесятых годов, то под ними обнаружатся несколько слоев газет и разной бумаги. Сначала «Правда» времен победного сорок пятого, под ней афиши периода НЭП, а еще дальше листы бесполезных «керенок» и плакаты с манифестами Николая Второго…

Из множества звонков Андрей выбрал самый хлипкий. Рядом с ним была приклеена бумажка с фамилией Фишман.

Стругов давил на кнопку, но внутри было тихо. Совершенно не было слышно звука звонка.

Наконец появились шаркающие шаги и дверь распахнулась.

– Ну и зачем столько шума? Здесь не глухие живут! Устроили перезвон, как на русскую пасху.

– Простите, вы Фишман?

– Зачем спрашивать! Что, так не видно?

– Вы – Михаил Семенович?

– А кто же еще? Вы русские любите грохот! У евреев тоже есть пасха, но мы же тогда не звеним во все колокола.

– Извините, мы не слышали.

– Я понимаю. Сейчас у молодежи совсем слуха нет. Они не поют, а воют. Вот в наше время были композиторы – Френкель, Фрадкин, Фельцман и даже Фогельсон. Корифеи! И это только на первую букву моей фамилии.

– Мы поняли, Михаил Семенович.

– Раз вы такие понятливые, то пойдемте в комнату.

Комната старика Фишмана находилась в дальней часть коридора. Он шел к ней медленно. Так, как ходят степенные евреи в восемьдесят лет.

Комната была большая. Она, как и весь этот дом, пришла из прошлых веков.

На самом удобном месте, где обычно стоит телевизор, висела афиша, ровесница полета Гагарина. На ней был нарисован индус в чалме и открытый сундук со сверкающими камнями. А подпись не оставляла никаких сомнений: «Госцирк СССР. Иллюзионист, маг и факир Михаил Фишман».

Все остальное в комнате было из тех времен и даже раньше. Этажерки с кружевными салфеточками, с фарфоровыми статуэтками и подарочными коробками от духов «Красная Москва», «Сказка» и «Каменный цветок».

На трехстворчатом платяном шкафу громоздились видавшие виды кожаные чемоданы с ремнями. На стенах висели пыльные ковры и фотографии в рамочках. На буфете, на всех полках и в углах был сложен цирковой инвентарь, всякие факирские штучки, включая тот самый сундучок, где «бриллианты» лежат…

– Садитесь, молодые люди, сюда. Где вы теперь найдете в центре комнаты круглый стол с бархатной скатертью.

– Да, сейчас это не модно.

– Модно? Людям надо удобно, а не модно. Вы смотрите, как хорошо под розовым абажуром. Жена купила его на Петровке, когда был фестиваль. До него не можно было найти таких вещей. И потом тоже! А в августе пятьдесят седьмого года абажуры были.

– Очень интересно, Михаил Семенович. А мы с Андреем родились после фестиваля.

– Как я смотрю, милая дама, так вы родились даже после Олимпиады. Вот я хорошо помню еще довоенного Сталина. А вы даже Леонида Ильича не застали.

– Да. Но мы много о нем знаем.

– И что вы такое знаете? Вы слышите то, что вам говорят сейчас. А тогда было не совсем так! Вот вы знаете, что моего отца при рождении назвали Шмуль. Это было еще в Житомире в девятьсот седьмом году. А в гимназию бабушка записала его как Семен.

– Любопытно!

– Вам любопытно, девушка? Так слушайте дальше. Меня назвали Мойша, а в метриках я записан, как Михаил. Такие были времена!

Фишман встал, положил на скатерть поднос и водрузил на него электрический самовар, купленный после полета первого спутника.

– Давайте, ребята, чай пить! И спрашивайте уже, наконец, зачем я вам нужен.

Через двадцать минут Струговы узнали, что внук факира Фишмана работает на фирме по продаже машин. И иногда кое-кто у нас порой не хочет регистрировать машины на свое имя. Тогда внук предлагает услуги своего дедушки.