Рене Реувен - Незадачливый убийца

Прибывшие полицейские констатировали смерть Патриса Добье. Лицо мэтра Манигу слегка было оцарапано осколками разбитого пулями стекла, лежавшего на столе.

Теряются в догадках относительно мотивов этого странного покушения. У мэтра Манигу нет явных врагов, нападавшего он не узнал. Следствие поручено провести комиссару Сюркену.

18 марта, среда.

Из показаний мэтра Манигу инспектору уголовной бригады Пюпенье.

Вопрос— В котором часу Патрис Добье вышел из бюро?

Ответ— Около восьми вечера. Должен сказать, что я не заметил точного времени.

Вопрос— Человек зашел в бюро почти тотчас после его ухода?

Ответ— Минуты через две, может быть, меньше.

Вопрос— По вашему мнению, мужчина ждал, когда вы останетесь один?

Ответ— Конечно.

Вопрос— Как он сумел войти?

Ответ— Добье просто прикрыл за собой дверь, намереваясь вскоре вернуться.

Вопрос— Когда человек вошел, вы его увидели сразу? Где вы в это время сидели?

Ответ— Я работал не в своем кабинете, а в комнате моих сотрудников, здесь же находятся и папки с делами. Сидел я на месте одного из моих помощников, Дюрана, в углу, в стороне от окна. Сам Дюран ушел в шесть.

Вопрос— Это обычное время его ухода?

Ответ— Да. Секретарши уже тоже не было.

Вопрос— Добье регулярно остается вам помогать?

Ответ— Увы, оставался… Только когда была работа — это случалось время от времени. Но если он хотел, мог уйти и раньше.

Вопрос— Увидев выходящего Добье, мог ли убийца подумать, что он уходит совсем?

Ответ— Я в этом убежден, тем более что на улице было прохладно, и Добье взял плащ.

Вопрос— Поговорим о нападавшем. Вы его хорошо рассмотрели?

Ответ— О нет. Когда он вошел, я писал. Он сразу же погасил верхний свет. Лишь маленькая настольная лампа освещала комнату, так что человек все время оставался в полутьме.

Вопрос— Это дает основание думать, что он опасался быть узнанным?

Ответ— Возможно.

Вопрос— Расскажите, что вам удалось рассмотреть?

Ответ— Я видел темный силуэт в дверном проеме, в руке чуть подрагивал пистолет. Роста он мне показался среднего и того же телосложения. Я полагаю, что мужчина выбрал одежду, которая ничем не выделяла бы его из толпы. Плащ самого обычного фасона, шляпа, какую носят все, серая, так как будто. Ну, и нейлоновый чулок на голове.

Вопрос— Вы уверены, что чулок?

Ответ— Это довольно характерная маска. Бываю ведь я иногда в кино…

Вопрос— Вы не старались припомнить, знаете ли вы его?

Ответ— Не вдаваясь в разбор моего душевного состояния, могу лишь сказать, что доминирующим чувством в тот момент было отнюдь не любопытство.

Вопрос— Он сказал что-нибудь?

Ответ— Да, и не два слова. Не просите только, чтобы я все точно повторил… Короче говоря, он объявил, что пришел час отвечать мне за мое преступление. Я спросил его, что он имеет в виду. Он ответил, что не убьет меня, не сказав этого, но он настаивал, чтобы я сам вспомнил. Видимо, он считал это важным.

Вопрос— Вы не знаете, что он хотел вам сказать?

Ответ— Конечно, нет.

Вопрос— Пока он говорил, вы не могли узнать его по голосу?

Ответ— Нет. Голос был хриплым, каким-то придушенным, может быть, нарочно измененным. Впрочем, быть может, прерывающимся от волнения, потому что мне показалось, его нервы натянуты как струна. Наконец он сказал: «Очень хорошо, в таком случае, мэтр, я освежу сейчас кое-что в вашей памяти. Это было пять лет назад в Ницце…» Тут послышался звук открываемой двери…

Вопрос— Постарайтесь вспомнить возможно точнее, что произошло с этого момента.

Ответ— Очень трудно — точно, ведь все разворачивалось так быстро! Как я уже сказал, он был в сильном нервном напряжении, и приход Добье лишил его хладнокровия. Он закричал диким голосом: «Пусть не входят! Я предупреждаю вас, пусть не входят, иначе…» Я тотчас крикнул: «Добье, умоляю, не входите, оставайтесь за дверью!» Но было поздно. Добье одной рукой открывал дверь, в другой он держал металлический поднос с едой. Мужчина резко повернулся ко мне и выстрелил. Он промахнулся, почти тотчас Добье кинул ему в голову поднос. Раздалось несколько выстрелов; вконец обезумевший человек стрелял куда попало. Добье рухнул на пол в тот момент, когда я опустился под защиту стола. Думаю, что нападавший окончательно опустошил обойму пистолета в моем направлении, потому что стекло на столе брызнуло мне в лицо. Потом раздался грохот шагов в коридоре, и все стихло. Я сразу бросился к Добье. Он был мертв. Тем не менее я сначала вызвал врача, а потом полицию.

Вопрос— Соседи не прибежали на шум?

Ответ— Было поздно, а ведь это деловой квартал. В здании только служебные помещения и, к слову сказать, три выхода.

Может быть, кто-нибудь и слышал выстрелы, но вы-то знаете, как бывает в таких случаях: каждый полагает, что-что, а осторожность ему не повредит…

Вопрос— Ладно, вернемся несколько назад. Почему вы не заявили в полицию после предыдущего покушения?

Ответ— Я… Ну, допустим, потому что он заранее насмехался над такой возможностью в своем письме. И потом я думал, что неудача первой попытки должна бы отбить у него охоту продолжать…

Вопрос— Но ведь в письмах были на этот счет самые недвусмысленные разъяснения.

Ответ— Верно. Похоже, он, что называется, закусил удила…

Вопрос— Но если он так настойчив, то, наверное, существует и повод. Из первого письма можно предположить, что вас преследуют из-за какой-то истории, связанной с женщиной, истории, возможно, сломавшей ей жизнь…

Ответ— Не хотел бы показаться вам невежливым, инспектор, но повторяю уже в третий раз: нет на моей совести злодейств такого рода. Я охотно признаю, что отношусь к прекрасному полу со всем вниманием, какого он заслуживает, и, несомненно, буду относиться подобным образом, пока возраст меня не остановит, скажем так. Но сколько ни ворошу свои воспоминания, я не припомню, чтобы хоть кого-нибудь обманул. Я не обещал ничего такого, чего не смог бы выполнить. Не сорил клятвами. Не говорил женщинам, что понимаю их. Вам это может показаться парадоксальным, но если и можно упрекнуть меня, так это в том, что я придерживаюсь определенных правил порядочного обращения с женщинами, кодекса, если угодно, который стараюсь соблюдать.

Вопрос— В настоящее время вы кем-нибудь увлечены?