Валерий Митрохин - Йота

- А вот и наш Серенький Козлик писательский заказ тащит! - как ни в чем не бывало воскликнул Арусс.

В щуплом, низкорослом официанте трудно было узнать спекулянта цирковыми билетами. Арусс с любопытством разглядывал еще одного своего убийцу. Козел поставил флакон с вином и закусками, словно почуяв подмену, поднял глаза. Убедившись, что не ошибся, побледнел, спросил дрогнувшим голосом:

- Что принести даме?

- Спасибо, ничего не надо. Не до того мне сейчас. Встретив взгляд Арусса, Сандра смолкла на полуслове. Арусс тем временем налил вина в два бокала и подмигнул официанту: выпьем, мол, за компанию.

- Извините, не пью, - задушенно пробормотал Козел.

Арусс, любезно улыбаясь, тихо проговорил в опрокинутое лицо:

- Поди к ним и доложи, что писатель выпил свой херес и ушел.

- Зачем вы его спасли?! - не своим голосом спросил официант, догадавшись о подмене.

Отпустив официанта, Арусс допил свой бокал.

- Я не его, а тебя, дурашка, спасаю. Все, Сандра! Пошли на улицу, на воздух, на волю...

- Зачем, зачем ты выпил? - почти кричала Сандра, догоняя Арусса, устремившегося к выходу,

Арусс несся вперед, уже не видя и не слыша этой жизни. А следом, задыхаясь от слез и горя, мчалась Сандра, обдирая на гравийных дорожках Приморского парка лак со своих лодочек на высоком каблуке.

Она летела, чтобы увидеть. И увидела все - от начала до конца. Кольцо на его руке вдруг засветилось, вспыхнуло ярким фиолетовым сиянием и тут же брызнуло, словно бенгальский огонь. Еще несколько мгновений, и лежащее ниц, нескладное тело Арусса было охвачено этим беззвучным стремительным огнем...

Тесный сырой мощеный двор. Большая тяжелая женщина в халате неопределенного цвета развешивала на невидимом в вечернем полумраке шнуре белье, неловко наклоняясь над жестяным тазом. Прямоугольные пятна белья зависали на фоне сиреневого неба. В старом, обшарпанном доме кричала радиола. Переругивались базарными голосами невидимые соседки. Брехала собачонка... Женщина услышала позади себя шаги, гулко отразившиеся от унылых стен, но не обернулась. Вошедший во двор бродяга, в кепке, спортивной фуфайке и холщовых штанах, остановился неподалеку от женщины, ожидая, когда она обратит на него внимание. Услышав покашливание, женщина нехотя оглянулась.

"Как изменила ее жизнь!" - поразился бродяга. И снял кепку, обнажив яйцеобразную лысину.

- Снова ты. И не надоело тебе являться? - устало проговорила женщина и отодвинула таз ногой. Таз громыхнул. Ноги у женщины были голые, в синих хризантемах склеротических сосудов. - А что теперь тебя привело?

- Я и сам не ожидал, что снова окажусь здесь, - ответил старик хрипло.

- Но как ты нашел меня?

- Ив самом деле... Ты ведь раньше не здесь жила.

- Пришлось разменяться. - Женщина усмехнулась. - Дочка замуж вышла... А когда в доме две семьи, ничего не остается, как разъехаться.

- Дочка счастлива?

- А почему ты не спросишь, счастлива ли я?

- Не слепой, и так вижу...

- Ну и что ты видишь? - Она уперла руки в толстые бока, и на миг из глаз, обесцвеченных временем, пахнуло на бродягу далеким, но незабытым светом. - Говоришь уклончиво. Не бойся. Мне уже давно не больно и не обидно.

- Как же ты живешь? Здесь?

- По-всякому. Если бы не Коляня, который... Ну, словом, сошлись мы с ним. Нелегально, конечно, он помогает...

- Коляня? Это... замечательно. Слушай, я так этому рад...

- Ладно, ладно. Не суетись. Как можем, так и устраиваемся. Жить-то надо.

- Конечно. Я понимаю. Просто спросил.

- Аж оттуда притопал, чтобы спросить? Вспомнил? Ну и ну! Что ж так долго вестей от тебя не было? Ни посылки, ни письма. Увы. Теперь я другому отдана и буду век ему верна. Так, кажется, в песне поется. Опоздал, милый.

- Я же тебе объяснял, что собою не распоряжаюсь.

- Может, и объяснял. Только я не помню ничего. Навалившись массивным животом на колени, она всхлипнула, выхватила мокрое дырявое полотенце и стала утирать рыхлое лицо. - А мужик пропал. На моих глазах погиб. Я ж его любила. Души не чуяла за ним. А поделать ничего не могла. Потеряла сыночка.

- Как? - Бродяга присел рядом на корточки. - Что ты говоришь? О ком?

- О мальчике моем. Сгорел он синим пламенем. В третий раз в принудиловке лежит. Видал бы ты его! Старик стариком. Мне было двадцать, ему тридцать пять, когда познакомились. Они очень похожи: отец и сын. Первый сгорел на моих глазах. И второй догорает. Старик, старик, старик... - Она покачнулась и, потеряв устойчивость, рухнула на колени. - Я боролась. Не хотела отпускать. А он, упрямый, мне сказки стал рассказывать: мол, я должен, у меня задача. Все впустую. Вынес из дома все, что можно было продать. А когда уже нечего было продавать, мужеву работу отнес - статуэтка красного дерева. Коляня говорит, что ей цены нет.

Бродяга вздохнул, состроил понимающую гримасу.

- Ну что ты кривишься? - Женщина встала на ноги, принялась развешивать оставшееся белье. Управившись, села на перевернутый таз и сказала почти спокойно: - Ну конечно, тебе должно быть обидно...

- Где он лежит?

- В том-то и дело, что трупа не нашли. Я побежала за людьми, а когда вернулась - ничего. Пустое место. Я сильно кричала, и все сочли, что я спятила... Меня долго держали в клинике. Я ни в какую не соглашалась с диагнозом, но в конце концов Коляня настоял, чтобы я поддалась. Мол, чем тебе плохо - пенсию дадут. Присвоили мне вторую группу. Дали сто рублей. Все равно не хватает. А когда с ним это началось, меня тут и взяло по-настоящему. Пока я находилась на лечении, он попался на крючок.

- Я хочу поговорить с ним...

- Хочешь узнать, почему это случилось? А кто ты такой? Ты - старый бродяга... А для такого дела нужен ловкий, молодой, храбрый человек.

- Пойдем к нему.

- Куда? Он уже пошел мстить. Его теперь не найти. О нем узнают, когда он достанет этого подонка Морфия. Мальчик поклялся мне. И я его благословила. Он за всех с ним рассчитается.

- А Морфий, где он теперь обитает?

- Всюду. Он везде. Иногда его можно застать у моей дочки. Сначала он ее сломал и сделал своей наложницей. Так он называет своих баб - наложницами. А потом моего мальчика завлек в сети. Не горюй, говорил, мы ж не чужие. Я сделаю твоего парня наследником. Все движимое и недвижимое его будет. И успокоил. Я уши развесила. Когда же увидела, в кого превращается мой мальчик, кинулась к Морфию, умоляла, на коленях просила спасти дитя. Он и бровью не повел, только сквозь зубы цедил. Я и сказала ему, что на всякого палача удавка припасена. Он думал, что на него управы нет. И вот пришло время. Дни его сочтены. Мой мальчик его прикончит, он у меня смышленый...

- Но ты сказала, что он лежит...

- Да! Он залег. Он в засаде. Не зря мы его с тобой сотворили. Ой, не зря. - Сандра яростно рассмеялась и пошла прочь в темный подъезд, ни разу не оглянувшись на Арусса.