Виктор Мясников - Людоеды (Утилизаторы)

- А он что у тебя, очень богатый? - решился спросить Вовец.

- Ты что! Он знаешь какой крутой. У него больше тридцати фирм. За границей только штук десять. Банк свой. Представляешь? Шестьдесят процентов акций. Торговый дом, доли ещё в двух торговых домах. Миллиарды из руки в руку, как яблочки, перекидывает. - В её словах звучала неподдельная гордость за мужа. - Конечно, если миллионов десять наличкой запросят, его так сразу не соберешь. Да и мешок будет килограммов в двести. А если, допустим, миллион долларов? Тоже ведь не сразу найдешь столько. Да и в налоговую положено сообщать, если больше чем десять тысяч баксов со счета налом снимается. А тут миллион!

Вовец эти самые баксы только в чужих руках видел. А миллиард воспринимал как некую абстрактную единицу измерения государственного бюджета. Сейчас он ощущал себя этаким сказочным Синдбадом, спасающим прекрасную принцессу. А что, здорово, если её Петя действительно отвалит тысяч сто. Не долларов даже, рублей. Можно будет...

Фантазия Вовца не шла дальше пневматической винтовки и углепластиковой японской удочки. И он снова стал прислушиваться к горячему шепоту.

- Голову неделю не мыла, представляешь? Уже волосы сыпаться начали. Как расческой проведешь, так штук пять на зубьях останется. Умывалась из бутылки в ладошку. Целую неделю плавки, пардон, не меняла. Кошмар! Я иногда за день три раза белье переодеваю, а тут...

Вовец наслаждался её тихим щебетом, не особо вслушиваясь в слова. Он вел за руку в кромешной тьме самую прекрасную девушку в жизни, и не просто вел, он её спасал. Ему хотелось быть высоким, сильным, суперменистым. Впрочем, в темноте не видно, что она ростом ничуть не ниже его, а будь на ногах у неё не кроссовки, а туфли на шпильках, так, пожалуй, была бы и повыше на полголовы.

- Ты очень красивая, - вдруг вырвалось у него против воли.

Он и сам не мог понять, почему сказал это, да ещё обратившись на ты. Но Женя восприняла это восклицание как должное.

- Я, между прочим, Мисс Очарование. Не скажу только какого года, чтоб возраст не вычислил. На Красной площади короновали. Я на конкурсе "Мисс Вселенная" в шестерку попала. Мне американский миллиардер замуж за него предлагал, а я нашего выбрала. Вообще местного, даже не из Москвы. Красота, между прочим, тоже талант. И как всякий талант должна цениться на уровне национального достояния. - Чувствовалось, что это её любимая тема, а текст повторялся столько раз, что, как любят говаривать заслуженные учительницы, от зубов отскакивал. - Красивым женщинам надо давать специальные стипендии, чтобы они ни в чем не нуждались и не уезжали за границу. Это же цвет нации! Красивая женщина - это редкий бриллиант, требующий драгоценную оправу. Это шедевр природы. А шедевры должны храниться в музее или в особняке состоятельного ценителя. Чтобы условия были. Иначе шедевр пропадет, правильно? А если за ним надлежащий уход, его берегут, у него великолепная рама, то любоваться этой красотой могут тысячи простых людей. И красота их вдохновляет, она обогащает их духовно и ведет к совершенствованию. У людей появляется стремление становиться лучше. Это же хорошо. Володя, я права?

- Ага. Мясом пахнет, - невпопад ответил он.

Обоняние голодного мужика, особенно в темноте, может подавить все остальные чувства. Они уже минуты три как остановились и Вовец пытался определить, с какой стороны так аппетитно пахнет супчиком. А Женя самозабвенно трещала о женской доблести, не замечая ничего, и замолкла только сейчас, после столь неожиданного ответа.

- Тихо! - скомандовал шепотом Вовец.

Он уже превратился в охотника. Крадучись двинулся вперед, ведя за руку Женю, слегка притрагиваясь к стене.

- Стоп!

Слева брезжило не то чтобы пятно света, а, скорее, слабый отсвет. Он чуть заметно серел в далеком конце другого коридора, уходившего перпендикулярно влево. Был он такой же широкий, как и тот, в котором находились они с Жекой. Вовец в этом быстро убедился, наткнувшись на угол, а затем на другой. Именно из этого коридора тянуло мучительно вкусным ароматом вареного мясца. Теперь и Женя учуяла запах, отыскала в темноте Володино ухо и жарко зашептала:

- Там у них кухня. Надо пойти посмотреть.

Вовец тоже зашептал ей в ухо, в щекочущие лицо локоны:

- Я схожу, а ты подождешь. Слишком опасно. Дай зажигалку, осмотримся.

Прикрыв огонек ладонью, он поднял зажигалку кверху, шагнул от стены к стене, присел, снова поднялся. Под высоким потолком справа на кронштейнах лежали две водопроводные трубы, укутанные толстым слоем какого-то изолирующего материала. Какого, можно только догадываться, так как сверху его обернули гофрированной блестящей жестью и стянули проволокой. У противоположной стены на кронштейнах тоже лежали трубы, но тонкие и ничем не обернутые.

- Так, забирайся наверх, лежи и молчи, - скомандовал Вовец. - Я сейчас подсажу.

- Куда? - удивилась Женя.

- На трубы, - деловито пояснил Вовец. - Подними руки вверх и хватайся.

Он уже её подхватил руками под коленки и пытался усадить к себе на плечо. Женя пискнула, но подчинилась, скорее всего потому, что не успела понять ничего. Вовец выпрямился, и она вытянутыми руками поймала кронштейн.

- Хватайся за трубы и лезь на них.

Он толкал её снизу, и Жене ничего не оставалось, как лезть на эти трубы с мнущейся, пощелкивающей жестью.

- Ой, тут грязно!

Вовцу на голову посыпалась пыль, какой-то мелкий песок и тому подобный мелкий мусор. Пыль тут же окутала невидимым облаком, попала в глаза, заставив их слезиться, набилась в рот и нос.

- Ничего, потом почистишься.

У Вовца нестерпимо чесалось в носу. Он почувствовал, что Женя уже надежно зацепилась за трубы, уперся ей в подошвы кроссовок и крепким толчком отправил наверх. И тут же зажал руками нос. Чихнуть хотелось нестерпимо, но и страшно: как разнесется гулкое эхо по коридорам, так и набегут обстоятельные мужики в синих спецовках и длинных суконных варежках.

Все-таки он не чихнул, ртом все вышло, но с такой силой, что, казалось, голову разорвет, аж уши заложило. Но, главное, не произвел лишнего шума. Кое-как продышавшись и стряхнув с лица и волос пыль и мусор, распорядился:

- Держи мешок. - Поднял кверху пакет с едой и питьем, помотал им в воздухе, пока не наткнулся на руку Жени. - Лежи там тихо и жди меня. Хоть сутки лежи. Поняла? Если будут искать, бегать, пугать всяко, затаись и не дыши. А я обязательно вернусь.

- Я боюсь, - прошептала она сверху.

Он промолчал и, не дожидаясь других её слов, которые могли остановить его, расслабить и помешать выполнять задуманное, неслышно двинулся вдоль стены. Шел он быстро, ступал мягко, пружинисто. Светлое пятно впереди становилось все ясней. И когда ушел уже далеко вперед, вспомнил и пожалел, что отдал Жеке зажигалку. Но возвращаться не хотелось. Если уж начал дело, то поворачивать или прерываться нельзя. Свет впереди стал ярким, а от густого мясного запаха набирался полный рот слюны, так что постоянно приходилось сглатывать. Впереди слышалось явственное металлическое бряканье.