Виктор Мясников - Водка

Ах куда ты, паренек, ах, куда! - Ты! Не ходил бы ты, Ванек, во солда! - Ты!

Это живо напомнило Олегу второй день разгульной деревенской свадьбы, когда самогон и брага уже сделали свое горькое дело, и народ куражится, совсем плохо помня, по какому поводу идет такая пьянка. Поют и пляшут, словно выполняют тяжелую, но обязательную крестьянскую работу. А потом все это мгновенно переходит в жуткую и беспричинную драку. И сейчас был как раз тот самый трудно уловимый момент, когда гульба переходит в побоище. Но Олег почувствовал это каждой клеточкой своего тела, словно принял радиосигнал или, что гораздо точнее, ощутил электрическое поле накатывающейся грозы.

- Эй! Бакланы! - раздался крик. - Приехали!

Песня тут же оборвалась, только один баклан, видимо, заклинило, продолжал молодецким посвистом аккомпанировать и выколачивать сапогами ритм из гулкого днища прицепа. А через борт уже, словно парашютисты, решительно падали пьяные солдаты.

Олег не стал смотреть, как они приземляются, точнее, шмякаются, и быстро отступил под прикрытие бетонных стен фермы. Дверь он за собой захлопнул и задвинул железный засов. Почти сразу же дверь набатно загудела, потому что не только засов был железным, но и она сама тоже. Пьяный военный десант по каким-то причинам оказался совершенно безоружным, а сапогами и кулаками такую дверь не вышибить и целому полку. Поэтому Олег решил, что солдатики перейдут к бесполезной и неопасной осаде, а через некоторое время отступят.

Но солдатики сразу пошли на решительный приступ. С хрустом осыпалось стекло и на бетонный пол упал камень. Окна, на две трети заложенные кирпичом, были хорошей преградой, но не абсолютной. Небольшая рама в верхней части вполне позволяла пролезть человеку, просто ему трудно было забраться так высоко. Но, похоже, нападающие просто забросили в окошко одного из своих. Воин влетел руками вперед и лег грудью на раму с торчащими осколками. Ничего особенно он не почувствовал по причине полной невменяемости. Был он в защитного цвета легкой курточке без погон, напоминающей спецовку, крутил коротко остриженной головой, и в выпученных глазах его не отражалась человеческая мысль.

- Назад ходи! - закричал ему Чингиз и выпалил из газового револьвера.

Воин уставился на азербайджанца. На его юном и глупом лице образовалась пьяная ухмылка, словно знакомого увидел.

- Чечен! - радостного заорал солдат, тыча рукой в сторону Чингиза. Братаны! Чечена поймал!

Тут его, наверное, толкнули снизу в ноги, потому что он резко просунулся вперед и с громким стуком выпал на пол. Следом упали последние осколки стекла из рамы. Но пьяных, как известно, бог бережет. Ничего ему не сделалось. Солдат неторопливо поднялся и пошел вперед, делая медленные широкие гребки руками. Олег сначала подумал, что парень натуральным образом поплыл, но потом понял - боксирует. Норовит в морду кулаком въехать.

Чингиз, отступая, принялся раз за разом методично стрелять из своего газовика. Каждый раз из ствола выплескивался лоскут огня и желто-голубой дымок, но парень продолжал грести прямо на ствол. Наверное, охранника не предупредили, что слезоточивый газ на пьяных и собак не оказывает никакого действия. Может, только злит больше.

Видя, что выстрелы в упор не останавливают храброго русского солдата, а в барабане револьвера остались только стреляные гильзы, Чингиз развернулся и бросился бежать в дальний конец фермы. У Олега вдруг слегка защипало глаза, и он тоже быстренько отбежал. Газовое облако, нисколько не мешающее нападающим, быстро рассеяло всех обороняющихся. Увы, но пресловутый слезоточивый газ практически не действует на пьяных и собак.

Второй охранник, Миша, он же Махмуд или что-то в этом духе, высунувшись из-за бетонной перегородки, кричал:

- Эй! Тебе чего надо!

Пьяный солдат, привлеченный этим криком, сразу переключился на новый объект. Бормоча что-то неразборчивое, но наверняка матерное, он поплыл крупными гребками на Мишу. Тот отступил в темноту и исчез. Лампочка светила только у входа, а остальное помещение длинной метров в полтораста, пребывало во власти ночи.

В окно тем временем ещё кто-то ввалился и, выполняя боевую задачу, отодвинул засов на двери. Осажденная крепость пала, не оказав серьезного сопротивления. В неё ворвались ликующие враги, чтобы по обычаю подвергнуть грабежу. Олегу захотелось догнать Чингиза и надавать по морде. Если бы не его идиотская газовая атака, можно было бы спокойно принимать пьяных бойцов прямо под окном и вязать портянками. Или вырубать. Тем более, что они и так все были в полуотрубе от выпитого накануне для храбрости. Сейчас же приходилось спасаться самим.

Миша уже спасся, где-то затаился. Чингизу пришлось хуже. Убегая в темноту, споткнулся не то о шланг, не то о кабель, и со всего размаха хрястнулся на пол. После чего довольно долго корчился на пыльном бетоне никому не нужный. Никто к нему и не подошел, и не пнул даже слегка. Ворвавшиеся солдаты, а было их человек двенадцать, неожиданно отвлеклись. Они было начали растекаться по ферме, но тут в дверях красного уголка возникла такая же пьяная Инка.

- Мальчики! - позвала она хриплым дискантом. - Что за шум, а драки нету?

- Сейчас организуем, - пообещал ей долговязый худой парень.

Крошечная пилотка каким-то чудом, не падая, висела у него на затылке, словно прибитая гвоздиком. Парень пошевелил белыми бровями на загорелом дочерна лице и, не доверяя собственному зрению, спросил:

- Ты баба, что ли?

- Я - девушка! - одернула Инка засаленное трикотажное платье и гордо подбоченилась.

- Сперва дембеля! - Лопоухий маленький солдатик в ушитой до полной обтяжки форме, в сапогах, съеженных до щиколоток, оттолкнул длинного и бросился к Инке. - Дембель первый у компота!

Через пять секунд истерично хохочущую женщину уже поволокли из угла в угол. Словно муравьи дохлую гусеницу, облепили её солдатики. И так же бестолково дергали в разные стороны. Кто держал за руку, кто вцепился в платье, а кто-то обеими руками стискивал дрябловатую ляжку в темных венах и синяках. Только лопоухий карапуз бегал вокруг, периодически просовывая руку, чтобы лапнуть вялую грудь пьяной женщины, и покрикивал:

- Дембель первый! - Иногда при этом стукал себя в грудь и добавлял: Петр Первый - всегда первый!

Только один солдат продолжал выполнять боевую задачу, не отвлекаясь на мародерство и насилие в отношении мирного населения. Это был тот самый, зря обстрелянный из револьвера. Он целеустремленно продвигался вперед, отыскивая противника. В полумраке он наткнулся на поточную линию розлива жидких продуктов в полиэтиленовую упаковку. Наткнулся довольно крепко, схватился за лоб и, четко разделяя слова, сказал: