Анна Ольховская - Тайна, деньги, два осла

Все. Больше не могу. Нечем дышать. Вместо воздуха – раскаленный песок, рвущий гортань в клочья. И сердце, взбесившимся воробьем метавшееся внутри грудной клетки, внезапно замерло, заражая онемением все тело.

Ложись, хватит себя мучить. Ты так устала, так вымоталась, и немудрено – почти год провести под замком. И думая лишь об одном – о побеге. Все мысли, все желания, все силы – и физические, и душевные – были сосредоточены на этом.

И у тебя получилось! Ты смогла! Ты сделала это! До желанной свободы осталось совсем немного, каких-то полчаса бега!

Или час…

Неважно, главное – там люди, там телефон, там полиция, в конце концов!

Что?! А ну, вставай! Немедленно! Ну!!!

– Не могу… – В уголках глаз задрожали слезы. – Мамочка, родная, ну где же ты?! Помоги мне!

Тишина. Гулкая тишина леса. Или гор?

Всех вместе. Потому что под ногами – горный склон, натянувший дремучую шубу из деревьев. И если она не ошиблась с направлением, скоро должен быть перевал, а за ним – небольшой поселок.

Откуда она сможет позвонить. Нет, не маме, вряд ли в глухом уральском поселке есть связь с Германией. Но с Москвой должна быть! А в Москве – Сергей Львович, он хоть и на пенсии уже, но бывших генералов ФСБ не бывает, дядя Сережа поможет, обязательно!

Надо только встать. И идти.

Легко сказать. А если нет больше сил? Сколько она уже идет – день, два?

Целую вечность. Лицо распухло от укусов мошкары, ноги отекли, руки разодраны в кровь о сучья, губы потрескались и кровоточат, во рту – пустыня. Фляга с водой давно уже пуста, хлеб тоже закончился, но есть не очень хочется, а вот пить…

Вика попыталась глубоко вздохнуть, чтобы воздух в груди помог ей подняться, но пересохшее горло взорвалось надсадным кашлем.

От которого немедленно проснулся и захныкал Помпон.

Имя, данное сынишке человеком, считавшим себя его отцом, Вика терпеть не могла. Хотя звучало аристократично – Вильгельм фон Клотц.

Но это заморочки Фридриха, а поскольку документов никаких не оформляли, для Вики ее сынишка с момента рождения был Михаэлем.

Но это потом он станет Михой, а сейчас, в возрасте трех недель, это был пухлый кругляш в перевязочках, для своих – Помпон.

И сейчас Помпон, крест-накрест привязанный полотенцем к материнской груди, от кряхтенья и хныканья плавно переходил к могучему возмущенному реву. Потому что мало того, что попке мокро, так еще и есть хочется! Очень хочется-а-а-а!!!

– Тише, родной, тише, – прошептала Вика, вытаскивая сынишку из перевязи. – Сейчас покормлю, только не кричи так громко, а то зверь нас найдет и снова в свою берлогу утащит! А нам не надо в берлогу, нам надо домой, к бабуле, к дяде Славе, к дедушке Винсу. Они ведь даже не знают, что ты у них появился, они твою маму уже почти год не видели… – Собравшиеся в уголках глаз слезы накопили достаточно сил, чтобы собраться в ручьи и рвануть вниз, оставляя промытые дорожки на щеках. – Вот, Помпошка, давай, наяривай.

Малыш жадно вцепился в мамину грудь и зачмокал, прикрыв пухлой ручкой сосуд с едой от возможных посягательств.

Но через минуту выпуклый лобик сморщился, глаза обиженно распахнулись, и Помпон возмущенно заорал.

– Нет ничего, да? – всхлипнула Вика. – Ну не плачь, маленький, пожалуйста! Мама сейчас найдет какой-нибудь ручеек, напьется всласть, и у нее молочко появится. Ты только потерпи немножко, Помпончик!

Но малыш терпеть не хотел. Он плакал все громче и громче, заглушая все звуки вокруг.

Поэтому выскочивший из кустов огромный волк появился совершенно неожиданно. Вика ахнула и еще крепче прижала к себе сынишку, прикрывая его своим телом.

Но зверь повел себя более чем странно. Он шумно втянул воздух носом, покрутил лобастой башкой и исчез так же внезапно, как и появился.

А Вика вдруг поняла, что уже не сидит, а стоит. Мощный выброс адреналина кипел в крови, заставляя сердце биться, а гортань – пропускать воздух в рабочем режиме. Мышцы тоже вспомнили, как двигать тело хозяйки, и дружно включились в процесс.

И девушка пошла. А потом – побежала, одной рукой прижимая к себе голосящего сынишку, а другой – раздвигая ветки. Она чувствовала: погоня уже совсем близко, надо спешить.

Быстрее, быстрее, смотри под ноги, не хватало еще навернуться из-за торчащих корней! Вот уже и перевал, вернее, узкая тропа, прижавшаяся к почти отвесной скале. Относительно пологий горный склон угрожающе вздыбился, ощерившись обрывом. Он словно предупреждал: осторожнее, здесь спешить нельзя!

Нельзя – не буду.

Вика остановилась, стараясь отдышаться, и в этот момент за спиной раздался насмешливый голос:

– Ну зачем было так издеваться над собой и Вилли! Посмотри, на кого ты похожа, Викхен! Не солидная фрау, а оборванка какая-то!

Не получилось… Опять не получилось…

Он все-таки догнал их.

Так, кажется, ничего не забыла. Или забыла?

Вика сосредоточенно осмотрела вальяжно растопырившуюся дорожную сумку и манерно поджавшую замочек папку с бумагами.

Насчет документов можно не волноваться: Вика за пять лет юридической практики стала настоящим, без примесей славянского разгильдяйства и пофигизма, немецким профессионалом. Учеба на юридическом факультете одного из лучших университетов Германии при одновременной практике в семейном бизнесе приучила немного ветреную и безалаберную девушку к «орднунгу», и все, что касалось работы, обрастало скучными, но необходимыми понятиями типа «скрупулезность», «внимание к мелочам», «конфиденциальность», «ответственность», «тщательность», ну и, разумеется, «профессионализм».

Хотя… Если честно, то ветреность, судорожно вцепившись в безалаберность и капризность, самоликвидировались еще до начала учебы в Германии. Когда ни сама Вика, ни ее брат Слава даже и подумать не могли, что совсем скоро они станут наследниками огромного состояния Зигфрида фон Клотца.

Тогда все было плохо, очень плохо. Вернее, поначалу все шло очень даже ничего: папенька, Андрей Голубовский, поддерживаемый женой, успешно карабкался по склону бизнеса к самой его вершине и докарабкался до весьма недурственного дохода.

Вика еще помнила дни, когда мама Саша ухитрялась полкило фарша растянуть на неделю, готовя вкусные обеды и ужины для семьи из четырех человек. Одевались они в секонд-хенде, ни о каких салонах красоты мамулечка и не думала: Саша Голубовская собирала баночки из-под детского питания младшего сынишки Славы.

Зачем собирала? Так ведь в аптеке их принимали, можно было на хлеб и молоко детям насобирать, пока отец семейства мотался по командировкам, а денег, оставленных им, даже при режиме строжайшей экономии все равно не хватало.