Андрей Молчанов - Брайтон бич авеню

Начал Семен с контрабанды, выкупив на все свои сбережения и под громадный кредит похищенное с военной базы оружие, отправленное через знакомого пуэрториканца в какую-то из латиноамериканских республик. После занялся мошенничеством с бриллиантами, через подставных лиц предлагая покупателю настоящий камень, а в итоге всучая подделку... Далее пошло-поехало: заказы на партии оружия укрупнялись, наладились связи с Большой Мафией, откуда деньги поступали Фридману авансом, на полном доверии, появились свои судовладельцы, перекупщики и доставалы, а главное - организовался канал связи и контрабанды с Советским Союзом через Германию, где интересы Фридмана представлял родной дядя, постоянно проживающий в Дюссельдорфе. В Союзе же действовал брат Валера - парень не промах. От Валеры прибывали иконки, картины, камушки, валюта, изделия подлинного и лже-Фаберже.

Канал стабильно функционировал в течение трех лет, после чего наступила долгая пауза: в Союзе начались аресты многих исполнителей, методично рушились все цепи, и, казалось бы, наступил конец, однако, парадоксальным образом новый толчок бизнесу дала перестройка.

В суматохе возрастающих связей с Западом, тысяч сделок, появления свежеиспеченных дельцов, вылезших подобно комарам из личинок по весне, карательный аппарат, ранее четко, как паук на шевеление паутины, реагировавший на любое несанкционированное движение, растерялся, да и прибавилось ему хлопот, аппарату: политические партии, уличная преступность, всякие группировки, в том числе армейского толка, великолепно вооруженные и беспредельно агрессивные... Куда же уследить за железными ветеранами теневой экономики, зарабатывавшими миллионы еще в те времена, когда и не снились они новоявленным бизнесменам, даже и не подозревающим, как сейчас их "влегкую", с усмешечкой использует старая гвардия, к которой, в частности, принадлежали и Фридман-старший, благодаря эмиграции избежавший уголовного преследования, и Фридман-младший, в прошлом - выпускник Физтеха, отказник, а ныне - человек с разрешением на выезд на постоянное местожительство в США...

Младшего брата Фридман-старший ожидал обнять в зале аэропорта в самое ближайшее время. Ожидал с нетерпением.

Во-первых, был Валера единственным родным человеком: мать умерла давно, отец, не выдержав эмиграции, погиб здесь, в Нью-Йорке... Выбросился из окна. Странный был человек... Ходил в комитет ветеранов войны, организованный в общине на Брайтоне, неимоверно скучал о России, которой отдал десять лет в лагерях и пять на войне... Ругал, клял тамошние уже порядки и нравы, а все равно тосковал и... дотосковался. Вот и говори, что нет ностальгии у евреев. Может, внуки бы его спасли... Но детям старика на женщин не везло, все попадались не те, и очередной брак сменялся очередным разводом, что в Союзе, что в Америке, где, как Семен Фридман был уверен, нормальных баб и вовсе нет либо лесбиянки, либо те, кто использует мужика для заколачивания себе денег, не более. А эмиграция, полагал он, для женщины все равно что тюрьма, извращающая все женское, стимулирующая все корыстное и бездуховное. Причем стимулирующая изощренно, планомерно, необратимо. С эмигрантками из России он даже не путался, их дорога известна: либо прозябание при прежнем муже, сумевшем более-менее встать на ноги, либо сближение с состоятельным американцем. Иное - крайне редко.

Итак, ехал Семен Фридман на своем "кадиллаке" на встречу с арабами. Цель встречи была проста. Брат Валера договорился в далеком Советском Союзе о продаже арабам через какое-то совместное предприятие множества ящиков из-под овощей. Тарной дощечки. Арабы официально выплачивали предприятию одну сумму, а сумму иную, дабы сделка состоялась, переводили на счет Семена. В чеке причина выплаты формулировалась как "коммерческая консультация". Таких операций за последнее время Семену довелось провести уйму. Валера зарабатывал там, в нищей стране, столько, сколько Семену не доводилось в самые удачные периоды в богатейшей Америке. Однако сколь долго продлится такое? В последнем письме брат сообщил, что заработанного ему хватит, чтобы жить на проценты, он честно оплатил все счета наперед, замену себе подготовил и вскоре выезжает. В сентябре Фридман-старший заказал ему билет: "Москва - Нью-Йорк", первый класс, "Люфтганза". Самый дорогой. Однако - на конец января. До января планировалось осуществить самую крупную контрабанду из Союза.

Операция "Бриллиантовая галактика" - так обозвал задуманное мероприятие Фридман-старший. И вся эта "галактика" покуда покоилась в Советском Союзе и переместиться западнее никоим образом не могла - однозначно безопасных путей для этого братья еще не нашли.

...Уловив, что движение по трассе, ведущей к Бруклинскому мосту, приемлемое и пробок не предвидится, Семен принял вправо. Проезд по Бруклинскому мосту в Манхэттен в отличие от подводного туннеля бесплатный, и пятерку на таком маршруте Фридман очевидно экономил.

"Эх, Брайтон-Бич... - подумал он с усмешкой над самим же собой. - Ты остался там, за спиной, старина Брайтон, мелочный и сварливый, обывательски-настороженный и разухабисто-опрометчивый... Да, ныне Семен Фридман - обитатель соседнего престижного Манхэттен-Бич, где два особняка с гаражами и лужайками, "мерседес" и "кадиллак", мебель восемнадцатого века... Но ты остался у меня в крови, Брайтон; остался твой рабский страх перед Большой Жизнью и Черным Днем, твоя плебейская разумность и расчетливость и весь я в твоем дерьме, и никогда мне от него не отмыться, ни в каких золотых ваннах..."

ИЗ ЖИЗНИ АДОЛЬФА БЕРНАЦКОГО

Адольф Бернацкий, именовавшийся в кругу друзей Аликом, эмигрировал из Страны Советов в начале семидесятых, в возрасте тридцати пяти лет. Официальная причина: воссоединение с родственниками на исторической родине, личный мотив - скрытый антисемитизм властей, не дававших ему сделать карьеру на провинциальном телевидении, где он служил в операторах.

Впрочем, из операторов Бернацкого никто бы, наверное, не погнал, если бы не его вздорный, взрывоопасный характер, ресторанные кутежи с битьем посуды и физиономий, служебные романы и слабая трудовая дисциплина. То есть, если и водились на телевидении антисемиты, увольняя Адольфа, они имели сильную формальную позицию, подкрепленную милицейскими протоколами, частными определениями судов и внутренней служебной документацией.