Юбер Монтейе - Мольбы богомолов

Снова томительная пауза. Когда же мадам Канова заговорила, в голосе ее прозвучала нескрываемая издевка:

- В самом деле? Насколько я понимаю, речь идет об отпечатках зада? - И она положила трубку.

Месье Жуван был чрезвычайно уязвлен таким фиаско. Здесь примешивалась и личная обида, поскольку ни для кого в Париже не составляют тайны его гомосексуальные наклонности. Он решил, что мадам Канова узнала его. Но и у меня были все поводы для уныния. Ни один из испробованных путей не принес успеха, хотя мы сделали все, что в человеческих силах. Настораживающих моментов в этом деле хватает, но уликами, пригодными для опротестования договора, мы не располагали. Подозреваемая особа очень хитра; сейчас она всячески демонстрирует свою неопытность в денежных вопросах, изображая этакую наивную, бескорыстную простушку. Полагаю, после оправдания убийцы (а исход судебного разбирательства наверняка будет именно таким) ее поведение разительно изменится, и она покажет свое истинное лицо. Но страховым компаниям - как нашей, так и швейцарской - отступать уже некуда. Если в самое ближайшее время не обнаружатся какие-то новые факты, радикально меняющие обстановку, у нас не будет законных оснований задерживать выплату.

Я считаю, что мы узнаем всю правду лишь после того, как начнется дележ добычи между предполагаемыми соучастниками. Мадам Канова может заупрямиться - всякому ведь жаль расставаться с деньгами... Сейчас трудно предсказать, кто из этой милой троицы первым начнет шантажировать своих друзей, и нельзя определить даже приблизительно, в какую сумму оценит свое молчание мадам Маньи (если она вообще замешана в убийстве нашего клиента, а не использовалась преступниками втемную, в качестве приманки). Но в любом случае один из партнеров наверняка сочтет себя обделенным и, движимый местью, вполне может решиться на какой-нибудь необдуманный шаг. С точки зрения интересов фирмы подобное саморазоблачение произойдет слишком поздно; но, с другой стороны, учтем, что столь крупные суммы, как эта страховка, никогда не выплачиваются единовременно. Перечисление осуществляется поэтапно, на протяжении многих недель, а то и месяцев - такова обычная практика большинства банков. И если заранее подготовить текст апелляции, то мы сможем приостановить платежи, как только наши противники обеспечат нас малейшим юридически значимым предлогом.

Расследование топчется на месте, и лишь появление долгожданного сокровища поможет оживить застывшую сцену. Пусть актеры забудут об осторожности, пусть они перейдут к последнему акту драмы, тогда и наступит наш черед... Мы сделаем вид, будто оплатили игру, но зато теперь уже сами выберем удобный момент, чтобы вмешаться.

Мы имеем дело с очень одаренными преступниками - умными, терпеливыми, проницательными. Все их действия распланированы на два-три хода вперед, последовательны, логичны и вместе с тем гениально просты, что особенно поразительно для интеллектуалов, которые часто попадаются из-за склонности все усложнять. Здесь же убийца даже не пытался замести следы - он предусмотрел и арест, и суд, и скорое освобождение.

Поэтому, как ни обидно такое решение, я рекомендую фирме занять выжидательную позицию. Думаю, эта тактика оправдается. Рано или поздно противник допустит ошибку, а уж мы не преминем ею воспользоваться.

8

Заключительная часть речи мэтра Гюстава Флери, произнесенной им в защиту месье Кристиана Маньи в Париже, на судебном заседании 5 февраля 1949 года

...Господа, вам предложено вынести обвинительный вердикт, даже если таковой противоречит вашим личным чувствам, - вынести его, так сказать, по принципиальным соображениям. Я также взываю к вашим принципам, и в том числе к главному из них - принципу общечеловеческой справедливости! А он требует безоговорочного оправдания моего клиента! Не отягощайте же свою совесть неуместной строгостью, в которой сами потом будете раскаиваться, строгостью, несовместимой с нашей традиционной моралью и кодексом чести, проверенным веками и живущим в сердце каждого из нас.

Разумеется, человеческая жизнь священна. Вдвойне священна жизнь заслуженного ученого, наставника юношества. Но кто не знает, что в самых безупречных биографиях порой открываются неприглядные страницы? Кто не знает, что под ровной гладью обоев в стене иной раз возникает незаметная трещина, которая однажды вызовет обвал? Человеческая жизнь священна, но разве менее священна честь? Разве наши родители не завещали нам ценить ее превыше всего? Я говорю не о мелочном самолюбии, а о том великом чувстве, что лежит в основе взаимного уважения, отличающего цивилизованное общество от орды дикарей, о том чувстве, которое обеспечивает прочность семьи и брака, - одним словом, о чувстве чести, которое вам, господа присяжные, знакомо так же хорошо, как моему клиенту!

Давайте перенесемся в прошлое и проследим еще раз все события того трагического вечера.

Мой подзащитный, чью судьбу вам сегодня предстоит решить, с легким сердцем отправляется в путь, чтобы проведать свою матушку. Он заранее радуется скромному торжеству, которым будет ознаменована золотая свадьба его родителей. Сидя за рулем, он вспоминает детские годы, школьных друзей, вспоминает юность, проведенную в кругу семьи, всегда являвшей ему примеры гражданских и человеческих добродетелей... С грустью думает он лишь о том, что вынужден оставить дома свою молодую жену, ибо она с первого взгляда не понравилась его родне; возможно, он уже начинает раскаиваться в своем необузданном упрямстве и поспешности при выборе спутницы жизни...

Но мысль о радушном приеме, о празднике, ожидающем его в конце пути, вскоре заставляет Кристиана Маньи забыть все сомнения. Он едет по вечернему Парижу - прекраснейшему городу в мире, способному развеять любую меланхолию...

А теперь представьте моего клиента несколькими минутами позже. Он вернулся за забытым подарком. Быстро вбегает по лестнице. Дверь заперта, но у него есть ключ, и вот, уже охваченный предчувствием какой-то беды, входит он в свою квартиру... Я не буду подробно описывать зрелище, представшее его глазам - здесь, в зале, находится вдова месье Кановы, и все мы сочувствуем ее горю. Но, господа присяжные, я призываю вас на минуту вообразить себя на месте обвиняемого. Что же он видит? Свою жену, свою дорогую, нежно любимую жену, женщину, с которой он обвенчался наперекор мнению всего света и чьего ребенка готов был усыновить, - в объятиях любовника! И это - через три месяца после свадьбы! И тот, с кем она оскверняет супружеское ложе - не какой-нибудь случайный ловеласу нет, это человек, прекрасно известный господину Маньи, человек, которого он считал своим другом и наставником, которому безоглядно доверял.