Владислав Морозов - Закон стаи (Цезарь - 2)

- Как раз пятнадцатого, когда Гончар намерен вести свои переговоры.

- Денег хватает?

- С учетом сегодняшнего выкупа должно выйти впритирку. В резерве еще "общак" Солдата.

Маронко постучал пальцами по столешнице. С делами-то порядок, тут беспокоиться не о чем. В данный момент куда сильнее его волновали проблемы личного характера. И мимолетное уточнение деловых планов на самом деле было необходимо для размышления, а не для текущего контроля. А может, оставить их в покое? Маронко устало потер виски. Как вы мне надоели, ребята, сил моих нет... Как спокойно жилось, когда вы были маленькими. Что бы вам не оставаться вечно двадцатилетними, обязательно вам потребовалось повзрослеть... Э, нет, Сашка в двадцать лет откалывал номера ничуть не слабее нынешних. Есть подозрение, что он всегда таким был. Со Светкой тоже хлопот хватало, только подзабылись те проблемы... С Мишей беспокойства нет никакого. Но это, пожалуй, даже хуже. Соколов относится к числу тех страшных людей, которые все беды носят и пережигают в себе. Молча, тихо, не обременяя окружающих всплесками эмоций. А между тем, он далеко не бесстрастен. Даже наоборот. Только никто этого не видит. Такие люди взрываются один раз в жизни. Но последствия исправить обычно уже невозможно. Ох, детки, детки... Вся Москва считает, что самая большая неприятность в жизни Ученого - это Гончар. А у того единственная беда шустрые детки Ученого. Ан нет. У них проблемы общие.

Вот одна из этих проблем торчит за столом, смотрит преданными глазами. Нет, не притворяется, предан на самом деле. Иначе давно бы откололся. Но только надо срочно что-то делать с этой преданностью, чтоб и сохранить ее, и вреда для окружающей среды никакого не было.

- Так, - Маронко погладил подбородок. - До того момента, как Свету выпишут - я надеюсь, что выпишут ее домой, а не на кладбище - вы с Мишей переезжаете на "Дачу". Оба. Пора подновить ваши хорошие манеры, они порядком испортились. Мне уже стыдно за вас становится. Без присмотра оставлять вас слишком опасно. Для окружающих. И придется мне заняться твоим моральным обликом. Персонально, так сказать. Ты, друг мой, распустился окончательно. Свобода тебе лишь во вред. Если твердо намерен жениться, изволь разойтись со своими пассиями. Не сделаешь сам - с ними поговорю я. И вся Москва узнает, что Цезаря, как маленького мальчика, папа за руку от женщин легкого поведения уводит. Мне, по хорошему, твои подружки не мешают, но коль от них такой вред, то лучше избегать случайных и временных связей.

- Из постоянных на данный момент у меня осталась только Лиля Логинова. Временным даже объяснять ничего не стану, просто перестану звонить.

- Лилия. А Вика?

Сашка скрестил указательный и средний пальцы левой руки давно устоявшимся жестом, означавшим вынесение смертного приговора.

- Когда?

- Уже.

Маронко кивнул.

- Тогда на данный момент все. Иди, получи факс из больницы, потом езжай домой и проспись - перегаром за километр шибает.

Сашка поднялся, пошел к выходу из кабинета. Другой человек - пьяный, но депрессии уже нет. В дверях остановился, повернулся, нерешительно почесал в затылке.

- Знаешь, пожалуй, я приеду к тебе сегодня. После встречи с Гончаром. У тебя как-то безопаснее все это хранить...

- Так ты что, налом берешь?! Все двадцать пять?

- Ну да. Он не успел бы за сутки на счет перевести, по Москве деньги суток трое идут.

- Только ко мне. И позвони перед тем, как отправишься на встречу - я Василия на удаленное сопровождение поставлю.

Сашка кивнул и вышел.

Шах и мат.

Обстановка накалилась до состояния атмосферного свечения. Всего лишь сутки удалось держать Организацию в неведении относительно налета на ставку измайловского блока. А затем группировка загудела, как потревоженный осиный рой. Маронко осадили требованиями объяснить, что конкретно произошло, но он уходил от ответов. Ему требовалось время, чтобы успеть пригладить результаты нанесенного Цезарем удара. Поэтому говорил, что на все вопросы ответит на совещании. И назначил его на четвертое сентября.

Три дня отсрочки. Организация, фактически, вышла из-под контроля. Никто не знал, чего ждать - то ли воюем, то ли уже отвоевались. И на общем фоне неразберихи, как грязная пена на сточной воде, всплыл Хромой. О, тут он развернулся в полную силу! Из него неплохой проповедник получился бы. Он достал всех бригадиров, всех более-менее значимых людей мрачными предсказаниями грядущего краха. Это выглядело бы смешно, если б за ним не стояла самая сильная бригада Организации... И вопли его возвещали не крах, а подготавливаемый переворот. Хромой знал, что другого такого шанса не будет. И Маронко понимал, что четвертого сентября придется принимать бой.

Однако до кровопролития дело доводить совсем не хотелось. Как и терять Хромого. Не сейчас, он пока еще нужен. Возможно, через полгода от него можно будет избавиться, но четвертого его необходимо задавить морально и вынудить продолжать сотрудничество. Маронко принял некоторые меры, но больше надеялся на то, что сумеет решить спор словесно.

Это совещание, впервые за последние четыре года, он решил провести не дома, а в офисе. В обстановке производственного совещания. И дело не в том, что он собирался произвести какое-то особое впечатление. Одна из мер безопасности. Никто не знает, как отреагирует Хромой на некоторые сенсационные - для него - новости. Эта крысиная морда способна и за ствол схватиться. В уединении "Дачи" вероятность таких радикальных мер возрастает, тогда как в многолюдном офисе он вряд ли рискнет устроить пальбу.

Смерти Маронко не боялся. Вернее, его не пугал этот миг перехода в мир иной, не вызывал возмущения тот постулат, что люди смертны. Но умирать сейчас нельзя. Слишком много осталось незавершенных дел. Если он позволит себя убить, вместе с ним отправятся на тот свет все дорогие ему люди.

Хотя он сообщил, что ждет всех в своем кабинете к одиннадцати, люди начали собираться заранее. Самым первым явился Миша.

- Ты что-то рано, - заметил Маронко.

- На всякий случай, - лаконично отозвался тот.

Взял газету, устроился в уголке слева и чуть позади отца. Погрузился в чтение, сделав вид, что светские новости на данный момент занимают его куда больше, чем все неувязки внутри Организации.

Минут через пять зашел Белый. Открыл дверь, заглянул. Заметил Соколова, несколько смутился. Видимо, хотел сказать что-то один на один по поручению Хромого - если бы наоборот, только обрадовался бы Мише. Молча отодвинул стул у длинного стола для конференций, плюхнулся, извлек из кармана блокнот и принялся старательно его изучать.

Почти следом за ним нарисовался Андрей ВДВ. В длинном широком плаще. Этот коротко поздоровался, секунду постоял, внимательно оглядывая кабинет. Каждый раз при взгляде на него у Маронко создавалось впечатление, что тот не осматривает что-то, а обнюхивает. Подхватив рукой стул, ВДВ с достоинством удалился в самый дальний угол, оказавшись позади Миши и почти за спиной Маронко. Между прочим, с этого места он спокойно мог контролировать как дверь, так и поведение находящихся в кабинете людей. Белому, видимо, тоже пришла в голову эта мысль.