Татьяна Ефремова - Вся собачья жизнь

Гениальная собака Райс, словно застеснявшись, прикрыл морду лапой и посматривал из-под нее хитрым глазом.

– А вас тут потеряли совсем. Вы почему не сказали никому про соревнования?

– Да понимаете, не хотелось говорить заранее. Вдруг бы выступили плохо. Райс ведь не в форме сейчас. Зачем давать лишний повод позлорадствовать?

– Думаете, стали бы злорадствовать?

– Конечно! Завистники всегда найдутся. Поэтому мы и не стали никому говорить. Я же не знал, что нельзя уезжать.

В дверь снова заглянул Толик и позвал Колю с собой.

Мы попрощались очень тепло, как старые знакомые. Я даже погладила Райса по голове, чего никогда не сделала бы раньше. Я ведь даже Гектора гладить опасалась. А тут вдруг осмелела неожиданно для себя самой.

Помаявшись еще немного в одиночестве, я решила больше не ждать. Черт с ними, не хотят ничего рассказывать, и не надо. Обойдусь.

Я прикрыла за собой дверь поплотнее, хотя красть в кабинете было нечего. Если только кто-то позарится на «Уголовно-процессуальный кодекс», в чем я лично сильно сомневаюсь.

Димыч курил на лестнице. Увидев меня, он ничуть не удивился.

– Ну что, позвонили москвичам?

– Нет. Не сдал он Ольгу. На себя все берет. Мол, давние счеты с покойным были и глубокая личная неприязнь.

– И что теперь?

– Ну а что теперь? – Димыч выпускал дым кольцами и смотрел задумчиво. – Теперь она в Америку, а он на зону. Рыцарь хренов. Жестокая это штука – любовь.

Теплый осенний вечер опустился на город. Даже странно, в конце октября, и так тепло. Словно осень решила остаться в нашей памяти только приятными воспоминаниями.

Луч заходящего солнца скользнул по щеке уютным, домашним поцелуем.

Я спустилась с крыльца, обогнула припаркованный УАЗик и пошла, не огладываясь.

Буду просто идти, просто смотреть по сторонам. И не буду ни думать, ни вспоминать ни о чем.

Иначе жизнь кажется невыносимой тоскливой глупостью.

Елка, занесенная с балкона, пахла, казалось, на весь дом. Даже в подъезде ощущался смолистый аромат.

А может, это потому, что в каждой квартире сегодня были елки?

Я поправила гирлянду, отошла подальше и полюбовалась на дело рук своих. Вроде ровно. Можно подпускать ребенка.

Он уже ерзал от нетерпения на диване, рвался скорее наряжать елку.

– Только очень аккуратно, – напомнила я в десятый, наверно, раз. – Крупные игрушки вешай поближе к стволу, а те, что поменьше, на кончики веток.

Сын согласно закивал и потащил коробку с игрушками поближе к елке.

Я ушла из комнаты, чтобы не мешать процессу. Все-таки, ребенок сегодня первый раз самостоятельно занимается созданием праздничного настроения. Мои ежесекундные советы будут лишними.

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда я держала в руках только что вытащенный из духовки противень с пирогом и мучительно размышляла, куда бы его поставить без ущерба для поверхности. Вот всегда я так, сначала действую, а потом размышляю. Потому и в ситуации разные попадаю почище Ларки.

Кое-как пристроив пирог, я побежала открывать.

За дверью стоял Димыч. В одной руке букет, в другой – скомканные газеты. Видимо, букет он развернул прямо перед дверью и тоже не продумал заранее, куда денет упаковку.

Радует, что не я одна такая легкомысленная.

Я машинально пересчитала розы в букете. Девять штук. Ничего себе! Это по какому же, интересно, поводу?

– Поговорить надо, – заявил Димыч, входя в прихожую.

– Может, пройдешь все-таки?

– Потом, – он подмигнул выглянувшему из комнаты отпрыску. – Сначала разговор, а потом уже все остальное.

– Ну давай.

Я прислонилась к стене и изобразила на лице внимание.

Димыч протянул мне букет и объявил:

– Я решил собаку завести. Овчарку. Рыбкин Райса своего повязал недавно. Обещал мне алиментного щенка. Щанок хороший должен получиться. Все-таки, Райс – уникальный носитель породы. И мать там очень достойная. А с Рыбкиным я договорился. Дело верное.

– Я здесь при чем?

– Ты дослушай сначала. Что за привычка перебивать на полуслове?

Я понюхала ближайшую ко мне розу. Честное слово, она пахла! Тонкий, едва различимый запах пробивался даже сквозь хвойный аромат, витавший по квартире.

– Слушаю, – согласилась я.

– Ну так вот. Собака у меня будет, значит. Но один-то я ее не потяну. Я же на работе все время, а там и гулять надо, и кормить по часам. Дело серьезное.

– Я при чем?

– При том. Собаке хозяйка нужна… Короче, давай поженимся, что ли?

Я опустила букет. Теперь он выглядел как слишком нарядный веник, тугие бутоны почти касались пола.

– Захаров, я не поняла сейчас. Ты меня замуж зовешь или собаку свою выгуливать предлагаешь?

– А чего ты сразу обижаешься-то? Я, между прочим, кого попало в хозяйки к своей собаке не зову. Для собаки хозяин – это все. Вся ее собачья жизнь. И мне не все равно, кто будет вместе со мной воспитывать мою собаку.

– Соглашайся, мам! – раздалось за спиной. – Все равно же хотели собаку заводить.

Все ясно! Димыч подстраховался заранее и провел агитационную работу в массах. То-то я смотрю, они в последнее время о чем-то шушукались.

– Дим, – спросила я осторожно, – а без собаки ты бы меня замуж не позвал?

– Так ты бы за меня не пошла. А тут тебе отказываться нельзя, ты же жалостливая. Ты же не допустишь, чтобы живое существо погибало без должного внимания. Это я собаку имею в виду. Так что, согласна?

Я вернула букет в исходное положение и сунула лицо в бутоны. Розы пахли уже очень ощутимо, гораздо сильнее елки.

Но запах этот не перебивал хвойный, а наоборот, дополнял и усиливал. Как будто два праздника слились в один.

Самый важный.

Самый радостный.