Вилен Арионов - Сначала отвести беду...

— Абсолютно верно, — поддержал жену Беркутов. — Разумеется, есть вещи неприкосновенные. Шапка Мономаха, например, или "Святая троица" Рублёва…

— Вы знаете, друзья, — поддержал тему Лев Гурыч, — я за последний год прочитал столько, сколько ранее за всю жизнь…И исторические документы читаю. К слову, и о "распродаже культурных ценностей большевиками" читал. Сейчас один из самых-самых ревнителей — директор Эрмитажа Пиотровский. И будто бы не знает он, что при Совнаркоме перед войной работала специальная комиссия по продаже произведений искусства. И входил в неё академик, тогдашний директор Эрмитажа, Пиотровский, — уж не знаю, кем он приходится нынешнему….Отец, дядя или дед…Читал я фотофаксимиле его записки Сталину, об ошибках при продаже предметов искусства, о необходимости создать такую комиссию, чтобы продажа с пользой шла. И глупостей не наделать. И она была немедленно создана . А деньги от продажи — на благо народа пошли. Валюта стране очень нужна была.

— Да, всё осмысленно делать нужно, — снова заговорила Полина Ивановна. У нас в некоторых кругах с трепетом относятся к слову "подлинник". А тот же Малевич свой знаменитый "Чёрный квадрат" сотворил в… восьми экземплярах! Все — подлинники!!

— Вы извините некультурного мента, — вклинился в начатый им же разговор Кличко. — Лёва произнёс слова "благо народа" и я вспомнил, что, как раз, об этом и хотел поговорить со старшими товарищами. О расследовании ограбления офиса партии "За народное благо".

Все рассмеялись. Мария поднялась из-за стола. "Пойдёмте, Полина Ивановна. Пусть "менты" о своих делах посудачат, а вы мне про свои дела расскажете. Извините, я ведь раньше не знала, что вы специалист в вопросах культуры.

Женщины вышли из гостиной.

Беркутов тоже встал из-за стола, прошёл к журнальному столику, сел на диван и жестом пригласил друзей последовать его примеру.

— Рассказывай, — повернулся он к Вячеславу.

— В деле этом нелепом, вы в курсе основных событий, появились нюансы, с которыми не знаю что делать. Пришёл совет просить….Два вопроса. Первый — дело мы, можно сказать, раскрыли. Участники банды арестованы. Доказательств — выше головы. А вот частности…. Главарь налётчиков — некий Хмуров, оказался по "девичьей" фамилии, — смеяться будете, — тоже Ореховым. Нет, не родственник, просто однофамилец, но если учесть, что в "деле" ещё один "Орехов" фигурирует, — это уже перебор. Однако, не это главное. Есть полная ясность, что этот Хмуров-Орехов руководил налётом, что именно он убил водителя автобуса, почти полная уверенность, что он же застрелил нашего Сергея Рустамовича, — а прямых доказательств нет! Вертится он, как угорь! В тюрьму пойдёт, — это он уже понял, а от главного, от двойного убийства, — отпирается!

Кличко рассказал товарищам и о дерзости Хмурого, и о выдуманном Мишке-Дылде, и о найденном пистолете….О том, "как вышли" на Хмурого в обличье Орехова… "Я прямо воочию вижу, как он будет отпираться от найденного пистолета, хотя именно пистолет и привёл к бандюге". Как припереть его?

— Если его посадят только за ограбление офиса, я останусь вечным должником перед памятью Андулина, — закончил он.

— А второй нюанс? — спросил Иванов.

— Второй нюанс — это твоя фотография, Пётр. Помнишь? Мы сначала за Пилецкого, референта, взялись. И тогда решили, что их интерес к тебе был случаен и угас, когда ты, генерал, на пенсию вышел. Потом мы всё-таки второго деятеля с фотографии решили ещё поспрашивать… Так вот, он проговорился, что интерес партбосса Орехова к вашему лекторию не случаен. Когда в газетах промелькнула информация о лекциях Бондаревского и Поляковой, они решили, что появился конкурент на их политическом поле… Это по указанию Орехова были налёты хулиганов на помещения, где лекции проводились. Конечно, к ограблению офиса это отношения не имеет, но для вас интерес должен быть. Лёва! Пётр Николаевич! Что, если я попрошу Гришу Смыслова к этому делу подключиться? Разобраться следует, а вносить вопрос в официальные материалы следствия….Мне кажется, это не стоит делать. И моих сотрудников не стоит привлекать.

— Второй нюанс понятен. Ты прав. Официального следствия сиё не касается. Я уезжаю в командировку послезавтра, а вы с Лёвой и Григорием Ефимовичем обсудите это дело. Лев Гурыч, ты согласен? — Иванов кивнул головой. — А что с твоим Хмурым делать? Давайте думать.

И асы розыска принялись обсуждать варианты дальнейшей работы полковника Кличко.

Такое привычное занятие…

В понедельник день у Кличко начался с неприятности.

Едва он вошёл в свой кабинет, раздался телефонный звонок и он услышал знакомый скрипучий голос старшего следователя прокуратуры Фиры Нухимовны Рутштейн.

Ему уже приходилось работать с ней и Вячеслав без удовольствия вспоминал об этом. Фира — очень пожилая, давно уже перешагнувшая пенсионный возраст, очень опытная женщина-юрист славилась не только высокой профессиональной эрудицией, но и занудливым характером, не упускала случая указать Кличко даже на мнимые, по его разумению, огрехи в работе. Вячеслав всегда предпочитал разговоры с ней оставить более выдержанному Льву. В последний год Бог миловал и совместных дел у него с Фирой не было. И вот, — радость:

— Здравствуйте, господин полковник. — сказала Рутштейн. — По воле судьбы и начальства нам снова предстоит поработать вместе. Дело об ограблении офиса партии "За народное благо" приказано вести мне. Ваш друг Степан Степанович серьёзно заболел, отправлен в больницу, а я всю субботу читала ваши и его бумаги.

— Что со Степаном, Фира Нухимовна?

— Обострение язвы желудка, его прямо из кабинета в пятницу увезли… — она помолчала и продолжила — Не скрою, Вячеслав Сергеевич, читала…с некоторым недоумением. Приезжайте ко мне сегодня к 14–30.

— Если можно, буду в 15–00. — Честно говоря, Кличко было всё равно — в14-30 или 15, но его покоробило приказное — "14–30", захотелось немного повозражать.

— Хорошо. Жду вас, — Рутштейн отключилась, а Вячеслав в сердцах ударил ладонью по столу.

От сотрудничества с Фирой он не ждал ничего хорошего. Видишь, только почитала материалы и уже…недоумевает. Кличко хмыкнул и поднялся в кабинет группы Радкова.

— Доброе утро, Владислав. Тебе приходилось работать с прокуроршей Рутштейн?

— Приходилось. А что?

— Степан Степанович заболел. Приказано с ней контачить. И она уже чем-то недовольна….Поеду к ней сегодня. Чем, думаешь, успели прогневить суровую даму?

— Срок следствия истекает. Я в пятницу у генерала был по другому вопросу, так он тоже о сроке напомнил. Хотел тебе с утра доложить, но ты сам зашёл….Так что, докладываю.

— Ладно. Бог не выдаст, свинья не съест.