Наталья Александрова - Кинжал всевластия

Катя будто воочию услышала, как лопается тонкая ниточка доверия, что протянулась от нее к Инге. Все, конец задушевным разговорам, Алешу она не только не отдаст этой навязчивой женщине, но даже близко ее не подпустит!

– Вы не подумайте… – Инга тоже почувствовала Катино настроение, – я понимаю, что такого не может быть. Ведь Алик Кривцов утонул тогда, много лет назад… Но все же… тела-то не нашли…

– Вы ошибаетесь, – отчеканила Катя, – моего друга зовут вовсе не Олег, а Алексей, Алексей Долинский. И он никогда не был в Сибири.

Последнее она добавила от себя, потому что понятия не имела, был ли Алеша в Сибири. Сам он не рассказывал ей о своей жизни, расспрашивать же Катя стеснялась.

– Вы уж простите, – добавила Катя, наплевав на приличия, – но мне надо работать. Хорошо, что мы вспомнили дядю, он был замечательным человеком…

Она замолчала, осознав, какой фальшью веет от ее слов. То есть дядька-то и вправду был замечательный, но вот с этой Ингой Катя никак не могла найти общего языка.

– Знаете, иногда в голову лезут совершенно невозможные мысли, – пожаловалась Инга, – вот ведь Володя собирался везти ту вещь, о которой говорил шаману, обратно в Сибирь. А была она у него здесь, в Петербурге. И наверное, он ее взял с собой, когда уезжал в последнюю свою экспедицию. Уж если он обещал, то сделал бы, он был очень честным и обязательным человеком. И если она очень ценная, то, возможно, из-за нее его и убили…

– Но кто мог знать, что у него с собой такая ценная вещь? – против воли Катя снова включилась в беседу. – Дядя не болтал попусту, тем более если дело серьезное.

– Клянусь вам, я никому и никогда не говорила о том случайно подслушанном разговоре! – Инга почти прокричала эти слова. – Но… ведь Алик тоже мог его слышать. Потому что его не было в ту ночь в избе, это-то я помню!

«Все-таки она ненормальная, – подумала Катя, – а я, вместо того чтобы со всем соглашаться, чтобы успокоить ее, вздумала с ней спорить. Так она никогда не уйдет, и мне здорово влетит от Киры, та же баба Зина не преминет раззвонить по всей библиотеке, что я в рабочее время чаи распиваю!»

– Ничем вам помочь я не могу! – сухо сказала она. – Эта история, даже если вы ничего не путаете и не придумываете, кажется мне по меньшей мере странной. Какая-то реликвия… Шаман, который учился в городе, а потом вернулся в места, где жили его предки, чтобы общаться с их духами! Красиво, конечно, но неправдоподобно. Одно знаю: моего дяди нет в живых, и что уж теперь сделаешь… Мне очень жаль, но… прощайте!

Катя выскочила из «столовой» и побежала в читальный зал. На душе у нее было скверно. Все же разговаривала она с этой Ингой очень невежливо!

Геолог Владимир Чирков второй день шел по тайге, пытаясь найти свою партию.

Накануне он увидел на склоне холма интересный рудный выход, пошел за этим выходом, собирая образцы породы, увлекся и опомнился только тогда, когда понял, что потерял направление.

Компас его сошел с ума – должно быть, рядом находилось месторождение железной руды. Владимир попытался ориентироваться по веткам деревьев, по лишайнику на их стволах – но народные приметы его обманули, и он уходил все дальше и дальше в тайгу.

К счастью, стояли еще теплые дни, он переночевал под деревьями, мечтая только об одном – чтобы на него случайно не натолкнулся голодный медведь.

Наутро он напился из ручья, поел сладких переспелых ягод и пошел дальше.

Теперь к концу подходил второй день его одиноких блужданий. Начинало темнеть.

Вдруг впереди среди деревьев мелькнул отсвет костра. Владимир прибавил шагу. Костер – это люди, это жизнь…

Однако вскоре он услышал доносящиеся с той же стороны странные звуки. Как будто тихо и печально пел какой-то голос – то ли мужской, то ли женский… Нет, не человеческий голос пел, а сама тайга пела свою вечную песню. Так могла петь вечность, так могли петь звезды, рассыпанные по бескрайнему небу…

Чирков замедлил шаги.

В сердце его шевельнулось беспокойство. Однако костер манил его, неудержимо манил своим живым теплом, своим неровным мерцающим светом…

Неужели придется еще одну ночь провести в безлюдной тайге, в полном одиночестве?

Владимир прибавил шагу и вышел из-за деревьев.

То, что он увидел, поразило его до глубины души.

На небольшой лесной поляне возвышался темный деревянный столб с вырезанной на нем медвежьей головой. Рядом с этим столбом пылал костер, а перед костром сидел старый человек в рысьей шапке и в одежде из выворотной шкуры. На шее у него висело ожерелье из звериных зубов и костей. Глаза и рот человека были плотно закрыты, но тем не менее именно он пел ту таинственную песню, которую издалека услышал геолог. Он пел ее не ртом, а горлом, всем своим старым изможденным телом – и эта удивительная песня сливалась с шумом ветра, с шепотом тайги, с мерцанием далеких звезд.

Чирков вспомнил, что кто-то рассказывал ему о сибирских шаманах – то ли тунгусах, то ли ойротах, которые владеют удивительным искусством горлового пения. Однако одно дело – чьи-то рассказы, и совсем другое – дикая, волнующая песня, услышанная на таежной поляне, среди обступившего ее бескрайнего леса…

Не прекращая петь, шаман поднял небольшой бубен и принялся ритмично и негромко отбивать ритм. Этот ритм задел какую-то древнюю струну в душе геолога, ему показалось, что бубен шамана и его волшебное пение обретают над ним странную власть, ему послышался мощный зов…

Подчиняясь этому зову, он приблизился к костру, огляделся…

Сквозь ветви деревьев на него смотрели десятки лиц, десятки пристальных, внимательных глаз. Владимир вздрогнул, всмотрелся в эти лица – и наконец понял, что это – деревянные идолы, окружившие поляну молчаливым воинством.

Только два глаза, глядящие из темноты, оказались живыми.

Из-за деревьев смотрел медведь, но его взгляд не был злобным или угрожающим. Медведь смотрел на шамана как на своего повелителя, как на хозяина.

Вдруг песня оборвалась, и звуки бубна смолкли. Шаман поднял взгляд на Владимира и проговорил тихим, спокойным голосом:

– Здравствуй, белый человек. Тебя привела сюда моя песня – значит, ты пришел с добром. Садись к костру, отведай моего скромного угощения!

– А там… там медведь! – Чирков указал рукой в темноту.

– Да, это лесной хозяин, он тоже пришел послушать мою песню, – кивнул шаман. – Он оберегает наш покой, следит, чтобы никто не пришел сюда со злыми мыслями.

Чирков опустился рядом с шаманом. Над костром висел котелок, в котором кипело какое-то варево. Шаман достал мешок, отрезал геологу большой ломоть хлеба, намазал его диким медом, зачерпнул кружкой из котелка.