Эдгар Берроуз - Происшествие в Окдейле

Пожилой нахмурился.

— Вали отсюдова, малец! — повелительно произнес он. — У нас тута не ясельки. У нас тута все по-настоящему. Мож, мы иногда и попросим у кого вспоможения, но это не по-нашенски. Да и не больно ты расторопен, чтоб с шайкой бродить, малец, так что ты б проваливал. Дык если сложить тута все наши заслуги вместе, то выйдет, что нас в двадцати семи городах разыскивают, кого за гоп-стоп, кто-то ящик несгораемый взял, а кто и по мокрухе проходит. Видишь ли, прежде чем к таким джентльменам, как мы, примазываться, ты сам-один должен на дело сходить. Понял?

Говорящий выпятил квадратную челюсть, гнусно осклабился и, показав волосатыми лапами прямой угол, дал понять, что разговор окончен.

Мальчик стоял, нахмурившись, сведя черные брови к переносице, впитывая каждое слово. И вот он расправил плечи.

— По-моему, я ошибся, — проговорил он, как бы извиняясь. — Вы вовсе не бродяги. Вы воры, убийцы и все такое.

Его глаза открылись еще шире, и голос понизился до шепота.

— Но вы меня этим не испугаете, — продолжил он, — потому что я тоже грабитель.

И достал из оттопыривающихся карманов пиджака две пригоршни купюр и драгоценностей. Все шестеро удивленно уставились на него, в их глазах читались хитрость и жадность.

— Только что ограбил дом в Окдейле, — объяснил юнец. — Обычно граблю один каждую ночь.

Какое-то время слушатели были так поражены, что не могли издать ни звука, но вот один восхищенно пробормотал:

— Исправная добыча!

Тот, что был в сюртуке, кепи и годах, примиряюще взмахнул рукой. Он старался смотреть юноше в лицо, но вопреки всем своим усилиям не мог оторвать глаз от ослепительного богатства, покоящегося в аккуратных худощавых руках. Вот покачивалось, свисая, жемчужное ожерелье, стоимости которого хватило бы, чтобы выкупить из плена если не короля, то уж точно какого-нибудь члена королевской семьи; вот в неверных отблесках костра мерцали бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды. А в другой руке была такая пачка денег, что не сжимался кулак. Там были не только доллары, но и золотые банковские сертификаты крупного достоинства. Небесный Капитан выдохнул, но выдох больше походил на стон.

— Узнаете мальца? — задал он вопрос. — Я чуял, что не так уж он и прост. Небесного Капитана на мякине не проведешь, да, парни?

И он повернулся к товарищам за подтверждением.

— Так это ж Оскалузский [6] Оскалуза — город в Айове, США. Вор, — воскликнул один из них. — Я б его везде узнал.

— Давай располагайся, — пригласил другой.

Паренек запихал награбленное обратно в карманы и приблизился к костерку. Как же хорошо и тепло было у огня, тем более весенняя ночь становилась все холоднее. Сразу же начал разглядывать пеструю компанию вокруг: одежда некоторых выглядела довольно приличной и даже хранила на себе следы утюга, другие же носили лохмотья, но все как один были небриты и грязны, ведь бродячая жизнь это жизнь на природе, а природа по сути своей это грязь.

— Пожми руку Дурному Чарли, — сказал Капитан. Возраст и тучность автоматически ставили его главарем. Юноша сделал, как ему велели, улыбнувшись угрюмому мертвенно бледному бандиту и пожав протянутую липкую ледяную руку. Озноб ли заставил вздрогнуть гибкое молодое тело или было это подсознательное узнавание чего-то смертельного в холодной, несмотря на окутывающее тепло костра, коже? Небесный Капитан продолжил:

— И Супчику.

Потрепанная человеческая развалина приподнялась и протянула плотную ладонь. Рыжие бакенбарды, в беспорядке обрамляющие алое лицо, свалялись в небольшие, но перепутанные колтуны, намертво склеенные засохшими ингредиентами беспрерывно поглощаемой жидковатой похлебки.

— Очччччень рад, — брызгая слюной, пробормотал Супчик. Излишне красивые губы Оскалузского Вора — будем называть его так, раз он сам этого не отрицает — перекосила натянутая улыбка.

Колумб Чернявый, Генерал и Грязный Эдди тоже прошли церемонию представления. Так как Грязный Эдди был в физическом смысле слова самым чистым в шайке, юношу удивило данное ему прозвание, но удивление прошло, как только Грязный Эдди раскрыл рот: манера общения последнего развеивала все сомнения. Оскалузский Вор, самозваный «бродяга» и грабитель, залился румянцем, услышав полную откровенных непристойностей речь Грязного Эдди.

— Присаживайся, малой, — пригласил Супчик. — Чую, всю ночь на ногах. Во, глотни, — и протянул парню вынутую из бокового кармана фляжку.

— Спасибо, но я, это, завязал, да, — отклонил приглашение юноша.

— Закуришь? — предложил Колумб Чернявый. — Вот и табачок.

Изменение в отношении компании к нему не могло не понравиться Оскалузскому Вору. Эти люди обращались с ним как с равным, и после одинокого странствия по темным и пустынным фермерским землям любое человеческое участие было для него, столь часто оказывающегося за бортом, подобно спасительной соломинке из поговорки.

Дурной Чарли и Генерал оказались единственными членами банды, не проявившими особого энтузиазма по поводу появления Оскалузского Вора с его бесценной добычей. Они скалились и перешептывались чуть в стороне от компании.

— Не могёт он быть этим самым, — бубнил один другому в ухо. — Он или подсадной, или обныкновенный фраерок.

— Выбешивают меня такие, как он, — ответил Генерал. — Вечно эти бакланы понты бросают, что они прям прожженные, а сами-то несут такую туфту, какая разве что старушенций в вязальном кружке проймет. Не секу, чёй-то Капитан с ним чикается.

— Не сечешь? — усмехнулся Дурной Чарли. — А стекляшки с рыжьём видел? А устричную сбрую? А капусту?

— Все будет как по писаному, — прозвучал ответ, — если мы малого порешим. Но Капитан на мокрое дело не пойдет, слишком уж за свою шкуру трясется. Сделаем все по уму, ага? Пусть фраерок пока посидит покойненько, — и неожиданно Генерал взорвался. — Чёрта лысого! Мы ж могём обломиться, если вдруг кто из наших язык перед этим молокососом распустит!

Собеседники замолчали: Генерал попыхивал своей коротенькой вересковой трубкой, Дурной Чарли взял самокрутку и сделал пару затяжек. Сквозь полузакрытые веки оба наблюдали за юношей, греющимся у костра. Остальные же пытались разговорить гостя, безуспешно, но упорно стараясь отвести взгляды от оттопыренных карманов его пиджака.

Супчик, только что старательно причастившийся у своей фляжки, вплотную приблизил лицо к Колумбу Чернявому, чуть ли не засунув бакенбарды тому в нос (впрочем, он всегда так делал, когда хотел перекинуться парой слов), и шепотом поделился мыслями о жемчужном ожерелье:

— Пятьдесят, и ни центом меньше, ей-бо!

— Отодвинься ты! — вскрикнул Чернявый, отпрянув назад и вытирая ладонью губы. — Сначала водопроводчика себе в пасть вызови, коль вздумал со мной целоваться, — всего обслюнявил!