Инна Булгакова - Только никому не говори

- Тяжело, Анюта, очень. Но так и быть, попробуем. Вы сами позвоните с почты — это будет, пожалуй, надёжнее.

- Кому? — спросила она одним дыханием.

- Пете…

- Пете?!

- Борису…

- Борису…

- И актёру. Пусть тайное наконец станет явным… скажем, в семь часов вечера, сегодня, в воскресенье. Вас устроит? Но будьте готовы ко всему: вы этого хотели!

Ушли последние посетители и Ирина Евгеньевна (после раннего воскресного обхода), ходячее население больницы подалось в «терапию» смотреть по телевизору зарубежный детектив; мы ждали. Анюта, задумавшись, сидела возле отца; она застала по телефону только Петю: сумел ли тот известить остальных?

Петя сумел. В восьмом часу послышались шаги в коридоре, вошёл Борис и прямо с порога начал свару:

- Ну! Что вам ещё от меня нужно?

- Сегодня узнаете всё.

Наверное, в моем голосе послышалось что-то необычное: математик умолк, как-то съёжился, постоял в нерешительности.

- А художник где?

- Его нет.

- В каком смысле?

Дверь распахнулась, в палату вошли актёр с Петей.

- Добрый вечер! — пропел Ника. — Мне сегодня звонит юноша прямо в театр… требует на допрос. Я и его кстати подбросил. А тут полный сбор! Неужто разоблачать будете?

Все молчали, Ника огляделся и — странное дело! — тоже вдруг замолчал, глаза забегали. Потом спросил тихо:

- Где Митя?

- В морге, — ответил я.

Средь вновь прибывших взметнулось смятение, я посмотрел на Анюту, и меня поразило её лицо, полное жадной жизни. Такой я её ещё не видел. Она упорно не сводила с кого-то глаз — мне не надо было проверять с кого.

- Прошу садиться! — громко заговорил я, все поспешно расселись по табуреткам. — Итак,

Дмитрия Алексеевича нет больше с нами. Сегодня мы занимаемся разоблачением.

- И кого вы собираетесь разоблачать? — угрюмо поинтересовался Борис.

- Убийцу. Подойдите-ка ко мне, Борис Николаевич, подойдите, не бойтесь.

Он криво усмехнулся, встал и подошёл.

- Вот взгляните, — я протянул ему мятый листок бумаги. — Вам это ничего не напоминает?

- Что такое?

- Не торопитесь, рассмотрите внимательно. Вы ведь гордитесь своей зрительной памятью, не так ли?

Борис поднёс листок близко к глазам… пауза… вдруг лицо его выразило изумление, он быстро взглянул на меня.

- Узнаёте?

- Да. Откуда вы это взяли? — он словно задохнулся. — Вы что — нашли труп?

- Нет. Как видите, здесь несколько образцов.

- Но откуда вы…

- Это не я, это Петя. Но я догадался.

- О чем вы ещё догадались?

- Наверное, обо всем.

- Что вы этим хотите сказать?

- Помните, в роще вы меня просили догадаться, а? Ну вот: лучше поздно, чем никогда.

- Мне что — уйти отсюда?

- А как вам хочется?

- Иван Арсеньевич! — нетерпеливо вмешалась Анюта. — Мы попусту тратим время. Пусть уходит, если хочет, лишь бы не сбежал тот.

- И кто здесь тот? — раздался прекрасный бархатный голос — и в наступившей разом тишине все обратили взоры на Нику. — Что так уставились, а? Я, что ли, тот?

- А кто ж ещё? — Анюта, вкрадчиво. — Кто спускался в погреб с картиной?

- Я её не крал. Вы не понимаете главного. Иван Арсеньевич, я сбежал из мастерской совсем по другим причинам, поверьте мне.

- По каким?

— Теперь я не могу их назвать, язык не поворачивается. Но вам, как человеку тонкому и проницательному, признаюсь: я горько ошибся и раскаиваюсь. Вы меня поймёте…

- А я не пойму! — грубо вмешался Борис. — Я не пойму, почему убийца среди нас разыгрывает благородную роль и его никто не остановит!

- Боря, ты прав! — Бывшие супруги обменялись молниеносными взглядами. — Глаз с него не спускай.

- Я — убийца? — голос Отелло внезапно осип. — Ну, знаете…

- Николай Ильич, помните вашу фразу о том, что вы игрок по натуре?

- Ну и что?

- Буквально помните?

- Да не помню я ничего!

- Эта фраза помогла мне проникнуть в психологию.

- В психологию убийцы, вы хотите сказать?

- Да.

- Мне просто смешно! Вот тут перед вами сидит человек, — актёр ткнул пальцем в математика, — который годы ненавидел Митю.

- И вы, и ваш Митя…

- Ладно, хватит. — Ну чего я тянул? Ведь она сама захотела! — Вы оба не виноваты.

- Иван Арсеньевич, на фиг! Не томите! — взмолился Вертер, а Игорёк завопил что есть мочи:

- Я с самого начала говорил, что это она!

Она поднялась, глаза вспыхнули, я сказал поспешно:

- Анюта, запомните это мгновенье. И берегите силы — сегодня они вам ещё понадобятся.

Наступила затаившая дыхание пауза, в которой как бы со стороны я услышал свой голос:

- Хочу сделать заявление. Шестого июля 1983 года художник Дмитрий Алексеевич Щербатов задушил свою невесту Марию Черкасскую.

И в этой чреватой возгласами паузе прозвенело в ответ:

- Это правда, Иван Арсеньевич?

- Правда, Анюта. Он сознался, после того как я изложил ему свои соображения, выделив три момента, которые явились для меня ключевыми в расследовании убийства. Мне продолжать?

- Продолжайте и не обращайте на меня внимания.

- Это невозможно. Итак, три момента: французская драгоценность, портрет и полевые лилии. Обо всем этом я узнал Анюта, от вас.

- Разве? Странно.

- И все же: два разговора — самый первый в палате и второй в беседке. Вы упомянули про обручальное кольцо, которое Дмитрий Алексеевич собирался подарить вашей матери ко дню свадьбы. Но она вышла замуж за вашего отца. Тогда и началась эта история, кульминация которой случилась три года назад, а развязка — только сегодня ночью. Он действительно любил вашу мать — так, как способен был любить: до самозабвения, до забвения всего, в том числе и всего человеческого. У вас на даче в бывшей родительской спальне я видел фотографию. Юные Павел, Митя и Любовь. Я видел ваш групповой портрет, я сравнил. В сущности, и не надо никаких доказательств, чтобы догадаться о движении его чувств, точнее, об их концентрации, превращении в неподвижную тяжкую манию.

— И об этом вы догадались, когда я упомянула, что мама отказалась от обручального кольца?- Если бы! Догадался я только вчера. Вы слышали в детстве о какой-то французской драгоценности в связи со свадьбой. Ну конечно, кольцо, по ассоциации: свадьба — кольца. В действительности Дмитрий Алексеевич собирался подарить вашей матери старинную, прабабкину ещё, драгоценность — золотой браслет с рубинами. Этот браслет его прабабка купила в Париже. И много лет спустя он подарил его своей невесте. 21 сентября, в день восемнадцатилетия Маруси, они собирались объявить о своей свадьбе. Но тут, как всегда вовремя, встрял юный Вертер. Прости, Петя, но это так.

- Но это трагедия! — воскликнул актёр. — И вы видели портрет — так я и знал.

- Я вовсе не имел в виду средневековую аллегорию или вашего, Николай Ильич, «Паучка». Эти создания художника очень любопытны в плане психологическом. А вот портрет Гоги помог устранить одно как будто неустранимое противоречие — непрошибаемое алиби убийцы. И Анюта подала мне идею, как это алиби можно прошибить. И наконец — полевые лилии, которыми одержим Павел