Ирса Сигурдардоттир - Последние ритуалы

— А как насчет глаз? — спросил Маттиас.

— Глаза… — Доктор выдержал паузу. — Еще одна неразгаданная тайна. Семье Гунтлиб, кстати, известно, что их вынули уже после смерти, и, думаю, это может послужить им некоторым утешением. А вот зачем… Откуда мне знать?

— А как в принципе у мертвеца можно вытащить глаза? — поинтересовалась Тора, тут же пожалев, что спросила.

— Способов масса, — оживился доктор. — Скорее всего наш убийца использовал гладкий и ровный инструмент. Все приметы, вернее, их отсутствие, указывают на это, — произнес он и стал искать среди фотографий.

Тора поспешила его остановить.

— Мы вам абсолютно верим, спасибо. Этих фотографий достаточно.

Маттиас ухмыльнулся. Он был явно доволен, что она не выдержала, особенно после их пикировки в коридоре. Тора разозлилась и решила показать ему, из чего сделана.

— В начале разговора вы сказали, что аутопсия была необычная и странная. Что вы имели в виду?

Доктор подался вперед и просиял. Он явно ждал этого момента.

— Уж не знаю, насколько близки вы были с убитым, и, может быть, вас это не удивит… — Он взял несколько заранее отложенных в сторону фотографий и разложил их на столе перед Торой и Маттиасом. — Я имел в виду это.

Тора некоторое время разглядывала снимки, а когда в конце концов сообразила, что именно на них изображено, содрогнулась.

— Ваша реакция вполне понятна, — посочувствовал ей патологоанатом. — Гаральд Гунтлиб, очевидно, практиковал модификацию тела, как это называется в тех странах, где зародилась тенденция. Сначала мы подумали, что у него врожденная аномалия языка, но затем по рубцам поняли, что он сделал это недавно. И должен сказать, это вам не железки в языках у социальных извращенцев.

Тора смотрела на одну тошнотворную фотографию за другой, пока ее саму не затошнило.

— Прошу прощения, — пробормотала она сквозь стиснутые зубы и выбежала за дверь. Выскакивая в коридор, она услышала, как Маттиас сказал с притворным удивлением:

— Надо же, а ведь мать двоих детей.

В кафе Интерцентра было всего несколько человек. Тора предложила выпить кофе здесь, где можно спокойно разговаривать, не заботясь, услышит ли их кто-нибудь за соседним столиком. Они в одиночестве сидели в дальнем углу. Перед ними на украшенном мозаикой столике лежала желтая папка с материалами вскрытия.

— От кофе тебе полегчает, — сочувственно сказал Маттиас, глядя на дверь, за которой только что скрылась официантка, принявшая заказ.

— Я в норме, — огрызнулась Тора.

Она сказала правду — тошнота прошла. Выйдя из кабинета патологоанатома, она отыскала туалет и ополоснула лицо холодной водой. С ней такое уже бывало. Когда ее бывший муж только изучал медицину, он всюду разбрасывал свои учебники, причем оставлял их раскрытыми, и Торе становилось нехорошо, если она на них натыкалась. Впрочем, картинки в тех книжках даже близко нельзя сравнить с жутью, увиденной сегодня, — наверное, потому, что иллюстрации в учебниках все-таки обезличенные.

— Не знаю, что на меня нашло, — чуть мягче заметила Тора. — Надеюсь, доктор не обиделся.

— Фотографии не особо приятные, — произнес Маттиас. — Большинство людей отреагировали бы так же. А о докторе не беспокойся. Я сказал ему, что ты только-только оправилась от острого пищевого расстройства и все еще чувствуешь себя не очень хорошо.

Тора благодарно кивнула.

— Но что, черт возьми, это было?

— Когда ты ушла, мы их еще раз пересмотрели, очень подробно. Гаральд, похоже, испробовал все виды обезображивания тела. По словам доктора, самому старому уже несколько лет, но есть и такие, что сделаны всего пару месяцев назад.

— Зачем он это делал? — спросила Тора. Она не понимала, что заставляет молодежь так себя уродовать.

— Бог его знает, — сказал Маттиас. — Гаральд никогда не был абсолютно нормальным. С момента как я познакомился с его семьей, помню, что он постоянно ошивался рядом с маргинальными элементами. То это были защитники окружающей среды, то антиглобалисты. Когда он увлекся историей, я подумал, что наконец-то перебесился. — Маттиас показал на желтую папку. — Почему он стал заниматься всем этим — выше моего понимания.

Тора промолчала, размышляя об увиденном на фотографиях и о том, что это, наверное, очень больно.

— Но что именно это такое? — спросила она и сразу добавила: — Меня не затошнит.

Официантка принесла заказ — кофе и отдельно для Маттиаса экзотические закуски, которые подают только здесь. Они ее поблагодарили, подождали, пока уйдет, и Маттиас попробовал объяснить:

— Все это результат диких экспериментов и хирургических операций. Меня больше всего поражает его язык. Ты ведь поняла, что на одной из фотографий был рот Гаральда?

Тора кивнула, и Маттиас продолжил:

— Его язык разрезан вдоль, раздвоен, словно змеиный.

— А он после этого нормально говорил? — спросила Тора.

— Доктор говорит, что, возможно, он стал шепелявить, но не факт. Еще он уверяет, что слышал о таких операциях. Они очень редки, но Гаральд при этом не первооткрыватель.

— Но он же не сам себе язык разрезал? Кто их делает?

— Патологоанатом утверждает, что эта недавняя операция, потому что рубцы еще не зажили. Он представления не имеет, кто хирург, но говорит, что любой, у кого есть анестетик, зажимы и скальпель, сделает это довольно легко. Врач, ассистент хирурга, дантист… Еще он сказал, что этот же человек мог выписать антибиотики и обезболивающие, или имеет к ним доступ.

— Господи, вот и все, что я могу на это сказать! А что насчет всех этих штуковин: железок, шрамов, знаков, выпуклостей и бог знает чего еще?

— Гаральд вживлял себе под кожу всякие предметы, и на теле образовывались выпуклости в форме того или иного импланта. То же самое с шипами, которые, если ты заметила, торчат из его плеч. Мы насчитали тридцать два разных предмета, включая гвоздики, похожие на те, что ты видела на его гениталиях. — Маттиас смущенно взглянул на Тору. Она отхлебнула кофе и улыбнулась, давая понять, что ее это не волнует. Он продолжил: — Еще на нем были символы, и все они связаны с черной магией и культом сатаны. В общем, Гаральд трудился не покладая рук, чтобы себя как следует украсить, — на нем живого места нет. — Маттиас съел кусочек африканского фаршированного хлеба. — Кажется, обычный татуаж он не уважал. Эти шрамы…

— От удаления татуировок? — попыталась догадаться Тора.

— Нет-нет. Имеется в виду декоративное шрамирование, когда или делают глубокие порезы, или выкраивают лоскуты кожи так, чтобы в результате получился рисунок. На такое надо решиться. Доктор сказал, что от этого нельзя избавиться, разве только пересадить кожу, а это значит сделать еще больший шрам.