Дэвид Гранн - Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления

— Они навсегда останутся в нашей памяти, — сказал один из братьев Джинли. — Я надеюсь, что со временем боль утраты смягчится, но мы никогда не забудем их.

Все вокруг плакали. Я глянул на Кевина. Глаза его оставались сухими, но лицо побелело как бумага. Взгляд был пустой.

Заканчивался октябрь. Интерес Ши к предпринятому им расследованию пропадал.

— Что толку? — сказал он мне как-то раз. — Зачем мне это? Все равно они все мертвы.

Он знал теперь, как его спасли, но по-прежнему понятия не имел, что он делал или пытался сделать, после того как рухнули башни.

Однажды на квартиру Ши наведался фотограф из «Дейли ньюс» Тодд Майзель. Он видел Ши на месте событий, он и вызвал к нему помощь. В доказательство Майзель предъявил фотографию: он сфотографировал Кевина, распростертого на земле и окровавленного. Кевин часами рассматривал этот снимок, но так ничего и не вспомнил.

Вскоре отыскалось еще одно свидетельство: родственник погибшего спасателя подсказал Кевину, что 11 сентября в программе новостей мельком показали его товарищей, экипаж машины № 40, в тот момент, когда они входили в башню. Несмотря на то что Кевин решил отказаться от своих поисков, он все же собрался с духом и посмотрел запись. Она была не очень качественной — дым застилал картинку, — но Кевин отчетливо узнал всех своих спутников. Все они входили в башню, а его среди них не было.

— Где же, черт меня подери, я был? — восклицал он. — Я же понятия не имею об этом!

Он без конца просматривал и просматривал запись, до тех пор пока усилием воли не запретил себе это. Остаток осени он посвятил другому делу: помогал семьям погибших, выступал на благотворительных мероприятиях, участвовал в сборах пожертвований, хотя у него все еще болели контуженные рука и нога и сильно ныл пах — хирурги вырезали там много обожженных тканей. Побывав на одном таком мероприятии в Калифорнии, Кевин, не отдохнув, помчался на другое, в Буффало. Он был совершенно измотан.

— Он должен был сделать перерыв, дать ранам зажить, — жаловалась мне Стейси. — Он все время мучился от болей, но и словечком не обмолвился. Только замирал иногда и смотрел куда-то в пустоту.

На следующее утро после выступления в Буффало борт 587 разбился, не долетев до аэропорта Кеннеди. В первый момент это также приписали теракту, и журналисты обратились за комментарием к Кевину Ши. Кевин не стал с ними разговаривать, он закрылся в тренажерном зале гостиницы и как был, в гипсовом воротнике, при все еще не сросшихся шейных позвонках, принялся упорно карабкаться на тренажер, глядя при этом на полыхающий в телевизоре пожар.

— «Как вы себя чувствуете, мистер Ши?» — передразнивал он настойчивые вопросы репортеров. — «Что ощущаете?»

— У него начались кошмары, — жаловалась мне Стейси. — Он кричит и мечется во сне.

— Сны я помню. — Кевин почти хвастался.

Он слишком долго подавлял эмоции, и теперь они захлестнули его. Время от времени Кевин даже плакал. «Не понимаю, что со мной творится», — говорил он.

Он прочитал где-то статью о посттравматическом синдроме и подчеркнул в ней слова: «Боль — это нормально. С боли начинается выздоровление».

К декабрю симптомы посттравматического синдрома начали проявляться у многих его товарищей.

— Все это известные признаки, — говорил мне Кевин. — Например, супружеские ссоры случаются чаще прежнего. Не берусь судить, больше ли ребята пьют, но, во всяком случае, пьют они много.

Для товарищей Кевина знакомая обстановка пожарного депо была чем-то вроде убежища, но Ши чувствовал себя там чужаком. Появилось много новобранцев, которые заняли места погибших, все они едва знали Кевина.

Однако в начале декабря он попытался вернуться «по-настоящему». «Самое главное для меня сейчас — быть с ребятами», — говорил он.

Вместе с товарищами он отправился на Рузвельт-Айленд на курсы по борьбе с терроризмом.

— Он ужасно волновался, что ему предстояло снова надеть форму, — рассказывала Стейси.

В середине декабря гипс с шеи сняли и пообещали, что за год кость окончательно срастется и Кевин сможет вернуться к активной службе. Но ему казалось, что, когда все собирались в столовой пожарного депо перекусить и поболтать, его игнорируют; казалось, с ним и здороваться-то по-человечески перестали по утрам, а когда пытается завести разговор, никто не поддерживает.

— Ребята даже смотреть на меня не хотят, — сказал мне однажды Кевин (мы сидели в его машине). — Мне кажется, я слишком напоминаю им про тех, погибших.

Однажды один из коллег сказал ему, что в депо ходят нехорошие слухи насчет того, каким образом ему удалось остаться в живых.

— Ребята говорят, ты просто торчал снаружи и щелкал фотокамерой, — сказал ему этот пожарник.

— Неправда! — возмутился Кевин.

Однако на очередной поминальной службе он держался в стороне от всех, словно изгой.

— Иногда я думаю: легче было бы, если бы я погиб вместе со всеми, — признавался он.

— На него больно смотреть, — говорил мне Келли. — Его как подменили. Ему в первую очередь надо бы выздороветь, физически окрепнуть. Тогда он вернется к нам и снова станет настоящим пожарным — в этом смысл его жизни.

На рождественскую вечеринку, тоже посвященную памяти погибших, собрались в пожарном депо. Кевин пришел пораньше, чтобы помочь готовить ужин. Работая вместе с другими, шепнул мне:

— Ребята начинают разговаривать со мной. Надеюсь, скоро станет полегче.

На стене пожарного депо висела доска, на которой были написаны имена всех тех, кто в тот день, 11 сентября, уехал по вызову и не вернулся. Имя Кевина Ши было приписано в самом низу, как будто в последний момент. Поздно вечером он позвонил мне домой, страшно возбужденный. Говорил сбивчиво, я даже не сразу понял, что речь снова идет о Ground Zero. Один парень с его работы, сказал Кевин, подъедет завтра из Челси, чтобы встретиться с нами.

Следующий день выдался холодный. Ши был в свитере, в тяжелых альпинистских ботинках. Стейси держала его за руку. Кевин еще ни разу не возвращался на место трагедии, он старался даже не смотреть на снимки Ground Zero в газетах и в новостных программах.

Подъехал Лайм Флаэрти, член четвертой группы спасателей. В пожарной академии Флаэрти был наставником Кевина, а после 11 сентября почти не отходил от рухнувших башен, разыскивая останки своих людей, спал едва ли два-три часа в сутки. Он повез нас «в самый центр».

— В тот день ребята сделали все, что могли, — рассказывал Лайм по дороге. — Башни рушились, а они продолжали карабкаться. Никто не струсил, не убежал.

Мы проехали несколько пропускных пунктов, стараясь следовать тому маршруту, по которому в роковой день ехал Кевин Ши со своими товарищами. Ши прижался лицом к стеклу и только отирал пот со лба. Над развалинами торчали высокие башенные краны, а за ними — две огромные металлические балки, соединенные в гигантский надгробный крест.