Дэвид Гранн - Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления

Жена Такера рассказала, как поехала на свидание в тюрьму («все еще как в тумане»), не зная, что говорить, что делать. Увидела мужа на больничной койке, бледного, израненного, и с новой силой ощутила любовь к этому человеку, которого она, в сущности, не знала, который, как ей только что сказали, с шестнадцати лет был закоренелым преступником. Такер просил у нее прощения, а ей, как она мне сказала, «хотелось одного — обнять его, держать и не отпускать».

Дожидаясь суда в Майами, Такер предпринял еще одну попытку бежать, однако после того как жена, к возмущению всех своих близких и друзей, пообещала дождаться его, если он постарается исправиться, Такер решил честно отсидеть свой срок и выйти на свободу законным путем.

— Я обещал ей, что буду разрабатывать варианты побегов только для собственного развлечения, — поясняет он, добавляя: — Другой такой, как она, нет. Одна на миллион!

Такер с новым прозвищем Капитан вернулся в Сан-Квентин, и тут впервые его прежде несокрушимое здоровье стало сдавать. В 1986 году ему в четвертый раз сделали шунтирование. У дверей палаты интенсивной терапии стояла охрана, однако Такер и не думал о побеге, теперь он пытался выйти на свободу, используя несовершенство законодательства. Еще в Алькатрасе он подал апелляцию в Верховный суд: в ней Такер напоминал, что при вынесении приговора судья не имеет права опираться на прежние судебные решения, поскольку тогда у подсудимого не имелось достаточно опытного адвоката.

Теперь, чувствуя, что здоровье сдает, Такер вновь забросал все инстанции потоком жалоб и апелляций и добился-таки существенного, более чем вдвое, сокращения срока. «Благодарю Вас, — писал он судье, который смягчил его приговор. — Вы предоставили мне первый в жизни шанс, и я его не упущу».

Теперь всю свою энергию Такер направил на то, что должно было в его глазах оправдать и увенчать его преступную карьеру: он хотел, чтобы о нем сняли фильм. Он видел немало фильмов, сюжеты которых отчасти были сходны с его судьбой: «Беглец из банды», «Побег из Алькатраса», «Бонни и Клайд», и непременно хотел, чтобы его биография, подлинная и неприкрашенная, осталась в памяти сограждан. И он принялся писать историю своей жизни, отмахивая по пять страниц в день.

— Ни один человек не может поведать о внутренней жизни на Скале и о том, как там все происходило на самом деле, если он сам не сидел там, — писал Такер.

Двести шестьдесят одну страницу заняла отдельная повесть: «Алькатрас: невымышленная история». Одновременно Такер работал и над более амбициозным проектом, который назвал так: «Вскрыть консервную банку». Здесь он ностальгически сравнивал себя с героями прошлого: он-де принадлежал «к интеллектуальному и не прибегающему к насилию типу преступников вроде Уилли Саттона», был героическим одиночкой, выступавшим против всемогущей системы государственного подавления. «Страстное стремление к свободе, побегу превратилось для меня в своего рода игру», — писал он о самом себе. «Это единственный способ сохранить здравый рассудок, когда на тебя всю жизнь охотятся. Арест и тюрьма становятся очередным этапом игры, в котором нужно перехитрить власти».

В 1993 году, в возрасте семидесяти трех лет Такер вышел на свободу и поселился в Помпано-Бич, в доме, который купила его жена. Он редактировал свою рукопись, оборудовал себе музыкальную комнату и давал желающим уроки игры на саксофоне и кларнете за двадцать пять долларов в час.

— У нас была дивная жизнь, — говорит его жена, а Такер подтверждает:

— Мы ходили на танцы. Она умела со вкусом одеваться, и мне нравилось, что на нее смотрят.

Такер сочинял музыку и посвящал ее жене.

— У него была масса разнообразных талантов, и они столько лет пропадали зря, — говорит его жена.

Время от времени Такер выступал в местных джазовых клубах.

— Я начал привыкать к свободе, — говорит он.

Но его рукопись не привлекла внимания, на которое он так рассчитывал.

— Я позвонил секретарше Клинта Иствуда, — рассказывал Такер, — но она сказала: «Если у вас нет агента, он это читать не станет».

Такер почувствовал, что жизнь устроила ему очередную ловушку: он стал стар, превратился в заурядного пенсионера и никому не интересен.

И вот тогда-то семидесятидевятилетний старик намазал кончики пальцев лаком для ногтей, замотал лицо белым «аскотским» галстуком и ворвался в Республиканский банк.

— Это он не ради денег, — говорит жена Такера. — У нас все было — новый автомобиль, выплаченный кредит за дом. Ему ничего не было нужно.

— Он мечтал стать легендой, как Бонни и Клайд, — рассуждает капитан Чин, арестовавший Такера после четвертого (как считают) ограбления в районе Флориды.

Судебный психолог, беседовавший с Такером, отмечает:

— Я имел дело со многими индивидуумами, одержимыми манией величия, которым непременно хотелось оставить след в истории, но мне ни разу не доводилось видеть человека, который хотел бы прославиться в роли грабителя банка.

Такера поместили под строгое наблюдение — опасались, что даже в таком возрасте он каким-то образом ухитрится сбежать. Под залог его выпустить отказались, хотя адвокат и уверял, что здоровье его клиента расшатано.

— Имея дело с обычным человеком, я бы не опасался, что семидесятидевятилетний старик может скрыться или представляет опасность для общества, — заявил магистрат, — однако мистер Такер чересчур уж проворен.

20 октября, незадолго до назначенной даты слушания дела, Такер в присутствии своей жены признал себя виновным. Ему дали тринадцать лет.

Перечитывая составленный тюремным департаментом отчет — подробнейшее описание дерзких ограблений и еще более дерзких побегов, я наткнулся на информацию иного рода:

Обвиняемому неизвестно местонахождение его дочери. Он не принимал участия в воспитании этого ребенка… Обвиняемому неизвестно также местонахождение его сына. Он не принимал участия в воспитании и этого ребенка.

— Я думал, что он погиб в аварии, — сказал о своем отце Рик Белью, когда я разыскал его и позвонил в Неваду, где он работал в типографии. — Мама придумала это, оберегая меня.

Правду Рик узнал только в двадцать с чем-то лет, когда Такер ждал досрочного освобождения.

— Мама боялась, что он подойдет ко мне на улице, напугает до смерти, — после ареста отца рассказывал Рик.

У них конфисковали все имущество, купленное на награбленные деньги. Шерли с Риком перебралась к своим родителям и пошла работать на завод, чтобы содержать сына.

— Он оставил нас ни с чем, — говорит Рик. — Разрушил нашу жизнь.

Прочитав в газетах об очередном аресте отца, Рик впервые написал ему.

— Я хотел понять, зачем он это делал, — поясняет он. Отец не смог дать Рику сколько-нибудь удовлетворительного объяснения, но все же между ними завязалась переписка, и в одном из писем Такер открыл сыну тайну: у Рика имелась единокровная сестра, старше его, по имени Гейл Такер. Гейл жила во Флориде и работала медсестрой.