Иван Черных - Роковой рейс

Один из мужчин ловко открыл дверцу, второй втолкнул Геннадия на заднее сиденье, и машина рванула с места.

Иномарка на большой скорости петляла по улицам города, и Геннадий никак не мог сориентироваться. По бокам сидели двое в спортивных куртках, в слабом свете встречающихся кое-где уличных фонарей Геннадий рассмотрел лица своих похитителей. Это тоже были крепкие молодые парни, чем-то похожие на убитых фээсбэшников. Только без усов и оба чернявые. Или так показалось ему из-за плохого освещения.

Минут пять ехали молча, затем парень, сидевший справа, сказал дружелюбно:

— Извини, друг, но придется тебе глаза завязать, — и достал из кармана повязку.

И ведут себя как фээсбэшники — сразу на «ты».

— Разве от друзей что-то скрывают? — невесело пошутил Геннадий.

— Иногда. В целях конспирации, — ответил парень. И, сняв с его головы фуражку, натянул на глаза эластичную полоску плотной ткани. — Потерпи немного, потом мы все объясним. Но можешь не беспокоиться, мы не чеченцы и выкуп за тебя не потребуем.

— Зачем же похищаете?

— Не похищаем, а спасаем. Ты же знаешь, что тебя ждало у фээсбэшников.

— Я никаких преступлений не совершал, совесть моя чиста.

— И в ресторанном туалете никого не замочил, и к катастрофе самолета никакого отношения не имеешь? — весело спросил все тот же голос. — Мы, может, и поверим, только правоохранительные органы вряд ли. Разве не убедился на допросе?

— Меня не допрашивали, со мной беседовали, — уточнил Геннадий.

— Знаем эти беседы. А за что же в таком случае тебя арестовали?

— Представления не имею… Кто вы и куда меня везёте?

— В противоположность ментам и фээсбэшникам, мы твои друзья и отбили тебя у них, чтобы спасти.

— За такое спасение мне вышка светит — вы же двоих убили. А меня сочтут сообщником.

— Правильно соображаешь, — похвалил парень. — Но мы сделаем все, чтобы они тебя не достали.

— За что такое внимание к моей персоне? Вы вроде мне ничем не обязаны.

— Я же сказал тебе, что мы твои друзья. Разве ты не патриот своей родины?

— Смотря что вы подразумеваете под этим словом.

— Мы добиваемся, чтобы не разбазаривали ресурсы России, чтобы не вооружали лучшей техникой наших вероятных противников, не разваливали свою армию, чтобы не падали отслужившие свой срок самолёты. Чтобы наши летчики не мотались по заграницам, набивая мошну бизнесменам, а учились, боевому мастерству у себя дома. Чтобы им платили хорошее жалованье и жили они в своих благоустроенных квартирах, а не снимали углы у частников. Ты против этого?

— Нет, разумеется. Но от того, что вы называете себя патриотами, ничего, к сожалению, не меняется.

— А мы не только называем себя, мы и действуем, о чем свидетельствует твое спасение.

— Вы так мне голову заморочили, что я не пойму, за кого вы меня принимаете. Как в том анекдоте о спасении утопающего: «Да, я герой, но какая сволочь меня с моста столкнула?» Так вот и я: в вашем понятии я, разумеется, патриот. Но я дал присягу…

— Быть преданным, верно служить отечеству, — перебил его похититель. — Мы тоже служили и давали присягу. Присягу народу, а не кучке криминальной верхушки, разорившей нашу страну.

Логика у парня была убийственная, и Геннадий не находил аргументов возразить ему. Да и надоело спорить о бесспорном. Беспокоило другое: куда его везут и зачем? Что это друзья, желающие спасти его от сурового приговора, он не верил. Возможна какая-то провокация. Но какую цель она преследует? И он почувствовал облегчение, когда сосед справа перестал донимать его своими нравоучениями. Видно, тоже устал… Кто они? Ухлопать двух фээсбэшников ради какого-то офицеришки… За этим кроется что-то более серьёзное…

Машина неслась по загородному шоссе — это Геннадий понял по тому, что она перестала делать зигзаги и увеличила скорость. Так ехали более часа. Наконец автомобиль сбавил ход, свернул вправо и поехал по неровной, проселочной дороге, прыгая на ухабах. Хорошо, что снегу было еще мало, а то наверняка застряли бы где-нибудь. Возможно, и к лучшему: Геннадий уже подумывал о побеге от своих «спасителей».

Ещё минут двадцать колеса скрипели по нетронутому снегу, временами то притормаживая, то скользя на колдобинах. Наконец машина остановилась. Похититель, сидевший слева, открыл дверцу и, выйдя, потопал вперед. Звякнуло железо, и заскрипели петли — открывались ворота. Машина въехала во двор.

— Вот теперь можно повязку снять, — сказал второй «благодетель».

Геннадий сдернул плотную эластичную полоску ткани, достаточно надоевшую ему, и в свете фар увидел деревья, между ними следы от машины и расчищенную от снега тропинку. А над головой висело черное звездное небо, холодное, мрачное и безмолвное, будто предвещавшее что-то недоброе.

Вышедший из машины похититель закрыл ворота, и водитель, не дожидаясь его, поехал дальше. Метров через двести фары высветили кирпичный дом с мансардой и верандой, увитой по бокам лозой дикого винограда.

— Вот и приехали, — весело сказал похититель. — Выбирайся. — И первым вышел из машины.

Пока он открывал дверь, а водитель загонял машину в гараж, расположенный недалеко от дома, подошёл и второй похититель. Вспыхнувший на веранде свет осветил совсем молодое симпатичное лицо — парню было лет семнадцать. Но сложен он был великолепно — высокий, статный, с накачанной, как у боксера, шеей. На веранде Геннадий рассмотрел и другого. Тот был постарше, лет двадцати пяти, пониже ростом и поплотнее. И тоже с боксерской шеей.

«Спортсмены или охранники какого-то коммерческого предприятия, — решил Геннадий. — И те, и другие только и занимаются накачиванием мускулов да отработкой всевозможных боевых приемов. С такими мне не справиться и сбежать будет непросто…»

Тот, что постарше, ввел их в дом, в просторную комнату, обставленную дорогой мебелью: посередине круглый стол, накрытый плюшевой скатертью; мягкий диван и мягкие кресла; цветной японский телевизор; сервант из красного дерева с узорчатой инкрустацией, сквозь стекло которого виднелись хрустальные фужеры и рюмки, пузатые бутылки с красочными наклейками; большой импортный холодильник.

«На дачу далеко не бедного хозяина попал я, — с грустной усмешкой подумал Геннадий. — И „патриоты“, похоже, из тех, кто вряд ли ходит на демонстрации и митинги с простым народом…»

— Раздевайся, располагайся и чувствуй себя как дома, — обратился к Геннадию старший. — Кстати, пора и познакомиться, — протянул руку. — Андрей. А это мой приятель и единомышленник Константин.

Парень подошел и тоже сунул ему свою холодную лапищу. У обоих не руки, а тиски — крепкие, с жёсткой кожей.

Геннадий назвал себя.