Майкл Коллинз - Потерянные души

— Это шеф.

Шеф сказал:

— Ты в административном отпуске до новых распоряжений.

— А что, собственно, такое «административный отпуск»?

— Мы платим тебе, чтобы ты не работал.

— Звучит привлекательно.

— Я хочу, чтобы ты сдал свой значок и пистолет.

— Шеф, прошу вас, нет ли возможности нам встретиться и просто поговорить?

— Думаю, мне нечего тебе сказать.

Я заорал:

— Ты от меня не отгораживайся, сукин ты сын, ты слышишь?

Мягкий щелчок: шеф положил трубку.

Дырочка, которую моя пуля пробила в трейлере мэра, светилась, когда я поднялся по его металлическим ступенькам. Мэр посмотрел на меня и сказал сурово:

— Надеюсь, на этот раз ты без пистолета? — И просиял своей запатентованной улыбкой.

Я последовал его примеру и улыбнулся.

— Да, — сказал я. — Полагаю, вы слышали, что я был обвинен в вымогательстве и обмане страховой компании? — Я перевел дух. — Не знаю, где все пошло наперекосяк. Это я про собственную жизнь.

— Адвокат у тебя хороший?

Я кивнул.

— Мы с тобой, Лоренс. Я хочу, чтобы ты это знал.

— Отлично. Вас еще могут вызвать свидетелем по этому делу, — заметил я.

— Надеюсь, это не скрытая угроза?

— Я просто хочу, чтобы вы мне помогли.

Он покачал головой.

— Знаешь, что я нахожу наиболее пугающим, Лоренс, наиболее символичным в твоем… скажем, твоем нервном срыве? Это то, как ты убил свою собаку. — Мэр наклонился вперед. — Бейнс выяснил, что на тебя имеется минимум шесть жалоб в связи с тем, как пес лаял в твоем подвале. Это факт. Ты мучил его. Ты хотел от него избавиться, разве нет? Я думал, тот случай, когда ты грозил своей жене пистолетом, был единичным, но, видимо, ошибался. Неверно судил о тебе.

Я почувствовал, как горло у меня сжимается.

— Так вот что вы намерены сказать, если вам придется давать показания?

— Я просто говорю, как все это представляется мне. Ты ненадежный человек. Погляди, что ты уже натворил, — стрелял в меня.

— Вы сукин сын, вам это известно, мэр?

Мэр откинулся, порылся в своем столе, затем поднял пистолет и направил ствол на меня. Левая сторона лица у него подергивалась.

— Простая самооборона, вот что я скажу. Все складывается одно к одному: твои финансовые трудности, не платишь алименты, обращаешься к моей жене за советом, хочешь продать дом, обнаруживаешь, что тебе необходим исходный наличный капитал, таинственный пожар в твоей хижине. С меня хватит быть твоим заложником.

Я увидел, как его палец сгибается на спусковом крючке, но каким-то образом сумел сказать с холодной решимостью:

— На мне микрофон, мэр. Мой адвокат все устроил. — Я начал было задирать рубашку, как они делают в кино, но остановился. Мэр все еще держал пистолет, но теперь он смотрел мимо меня, будто кто-то мог вот-вот ворваться в трейлер. Затем он опять перевел взгляд на меня и опустил пистолет. Я продолжал: — Мой адвокат проверил справку о продаже и регистрации машины, которую купил у вас Эрл. Вы продали ее ему за сущие гроши. Вы всегда продаете машины за гроши или Эрл взял вас за горло?

Мне пришлось повторить вопрос.

Мэр уставился на мою грудную клетку. Его глаза моргали, затем он поглядел мне прямо в глаза.

— Кайл Джонсон был исключительным юношей, я хотел сделать что-то для него, для его семьи, когда он так содействовал будущему города, принося нам победу за победой. — В голосе мэра не было обычной безоговорочной авторитетности. Ведь он едва-едва не убил меня. Он поглядел на стенку с фотографиями «Маленькой Лиги» и указал на них. — Твой вон там. Все эти годы я поддерживал ребят с честолюбивыми мечтами. Я покупал пирожки и шоколадки у девочек-скаутов. Я вкладывал обратно то, что получал от города. Я продавал машины без аванса и с минимальной наценкой. Ребята могли поехать на первое любовное свидание, на киносеанс под открытым небом, держаться за руку, поцеловаться впервые в жизни. — Мэр умолк, и в воздухе повисла ностальгическая сентиментальность. — Они приходят сюда с жестянками монет. Эти ребята копят их, работая после уроков, работая во имя цели, во имя независимости. Вот в чем суть: в НЕЗАВИСИМОСТИ. Вот, черт возьми, что означают все эти флаги снаружи — празднование свободы. Вот что означает автомобиль — это часть нашей судьбы!

Голос мэра обрел все свое полнозвучие. Он говорил для диктофона, который не висел у меня на груди.

— Ты намерен осудить меня за это? За мою заботу о них? Стыдно сказать, что мы делаем для ребят, которые играют в школьных командах, которые трудятся не покладая рук, — мы оделяем их похвалами, похлопываем по спине! И это все? Да тебе стоит только посмотреть по сторонам на выгоду, какую это приносит другим людям — продавцу сосисок, школе, продающей больше свитеров, не говоря уж о чем-то неуловимом, нематериальном — том, что приводит людей хоть бы ко мне на стоянку или в торговый центр, потому что они чувствуют себя на высоте! Ты не бросаешь тень на свою репутацию, отдавая кому-то заработанное его честным трудом! Да, я подарил Эрлу Джонсону машину, если ты про это спрашивал. Если таково твое обвинение, то я виновен, но, клянусь Богом, я не посылал тебя к Джонсонам заключать с ними какую-либо сделку.

Мэр покачал головой.

— Это все ты сам, Лоренс. Твоя работа и ничья больше.

Днем я позвонил Хейдену из дома Лойс, пока она была на службе. Я сказал ему, что мэр навел на меня пистолет и что он подарил Эрлу машину.

— Мэр отрицает какое-либо участие в сокрытии улик против Кайла, — добавил я.

— Я думал, мы согласились не касаться вопроса о сокрытии? Следовательно, вы говорите мне, что настроили против себя потенциального свидетеля, который дал бы вам положительную характеристику? — Хейден сделал паузу. — Погодите, не вешайте трубку.

Минуту спустя он продолжал:

— В настоящий момент мне надо гасить другие пожары. Я поручил помощнику проверить, где вы были до и после того, как сгорела ваша хижина. И он установил, где именно вы воспользовались своей кредитной карточкой. Я оказался перед сложной проблемой.

— Какой проблемой?

— Владелец немецкого ресторана, где вы обедали, говорит, что помнит вас. Помнит, что вы громко спорили с какой-то женщиной. Вы помните, как обедали в немецком ресторане?

— Да.

— И женщина была?

— Лойс.

— Вы помните предмет спора?

— Не знаю…

— Вы сказали что-то вроде того, что сожжете свой дом и получите страховку? — Будто удар под ложечку. — Вы слушаете? — Я задышал в трубку. — Не знаю, откопает ли это обвинение. Подождем, увидим, но выглядит это скверно.

Я повысил голос:

— Он выдернул мои слова из контекста.

— Не вздумайте признавать, что вообще был контекст. Стоит присяжным это услышать, и в вердикте можно не сомневаться.

Пит сидел у себя в клетке, но тихо и спокойно. По-моему, он смирился с моим присутствием. Он слушал, будто присяжный.