Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс и дело о папирусе

В зале имелось несколько дверей. Заглянув в них и посветив фонарём, мы обнаружили, что одна вела в гостиную, а другая — в салон для музыкальных занятий. За третьей скрывалось именно то, ради чего мы явились в особняк. Назвать залу малой столовой было бы ошибкой: даже в неверном свете фонаря мне стало ясно, что она слишком уж мрачная. Занавески были из чёрного бархата с золотой каймой, а обои, покрытые причудливыми изображениями отвратительных, ухмыляющихся демонических рож и горгулий, вызывали оторопь. В зале стоял густой, удушливый, тошнотворно-сладкий запах благовоний. Роскошная мебель и ковёр были выдержаны в разных оттенках серого, чёрного или тёмно-коричневого. Над каминной полкой висел портрет маслом владельца особняка, выполненный в готическом стиле: залитый лунным светом Себастьян Мельмот красовался на фоне развалин замка. Он злобно смотрел на нас с полотна, словно знал, что мы без спросу вторглись в его особняк. Из-за игры света глаза Мельмота сверкали и выглядели живыми. Мне показалось, что я теряю присутствие духа, но это ощущение длилось лишь несколько мгновений. Наше внимание привлёк гроб из морёного дуба, стоявший на козлах посреди возвышения в центре зала.

Холмс поднял фонарь, и луч света выхватил из мрака маленькую серебряную табличку, на которой значилось: «Себастьян Мельмот. Hie reviviscrere [2] Здесь: возродится (лат.). . 1866–1896».

Мой друг с отвращением фыркнул:

— Ступайте сюда, Уотсон, и помогите мне справиться с крышкой.

— Но Холмс…

— Как вы думаете, ради чего мы сюда явились? Закрытый гроб для меня ещё не доказательство. Вполне возможно, он пуст.

Пуст он не был. Я врач, и, поверьте, за время службы в Афганистане мне доводилось видеть всякое, но даже я не смог сдержаться и судорожно сглотнул, когда увидел то, что скрывалось под крышкой гроба. Сейчас, оглядываясь назад, я не исключаю, что дело было в несоответствии увиденного моим ожиданиям. Я полагал, что Мельмот погиб в результате несчастного случая на охоте, и потому оказался не готов к тому, что предстало перед моими глазами. Тело было страшно обезображено. Верхнюю часть груди снесло, будто взрывом, а лица не было вовсе — лишь окровавленное месиво, поблёскивавшее в свете фонаря. Золотистую шевелюру сбрили, отчего труп имел ещё более жуткий вид.

Не могу сказать, что Холмс был сильно потрясён жутким зрелищем, открывшимся перед нами. Он удовлетворённо усмехнулся.

— И это называется несчастным случаем на охоте? Чтобы такое сотворить, потребуется минимум два заряда. Великолепно сработано, Уотсон. Просто великолепно. — С этими словами он склонился над трупом.

Сперва мой друг тщательно осмотрел руки покойника, а затем поднёс фонарь к тому, что некогда было лицом, и пристально вгляделся в зубы, которые на фоне жуткого кровавого месива сразу же бросались в глаза.

— Ну что ж, кто бы это ни был на самом деле, я нисколько не сомневаюсь: перед нами не Себастьян Мельмот.

— Как вы можете с такой уверенностью утверждать подобное?

— То, что я здесь вижу, лишь подтверждает мои подозрения. Взгляните на это. — Взяв руку покойника, Холмс поднёс к ней фонарь. — Посмотрите на эти мозоли, на грязь под ногтями. По-вашему, это руки эстета и денди? Нет, это руки трудяги. — Отпустив руку покойника, Холмс раздвинул складки плоти вокруг рта мертвеца. — То же самое с зубами. Сразу видно, у несчастного не было возможности наблюдаться у хорошего, дорогого врача. Смотрите, сколько гнилых корней. С одной стороны, это свидетельствует о плохом питании, а с другой — о том, что усопший совершенно не следил за своими зубами. Увы, мой друг, этот бедолага лишь обманка, попытка ввести нас в заблуждение, скрыть, что Себастьян Мельмот на самом деле жив.

— Но зачем все эти ухищрения?

— Может, я и льщу себе, но мне кажется, что злоумышленники пошли на них в основном из-за меня. Чтобы сбить меня со следа. Если главный подозреваемый мёртв, что остаётся сыщику?

— А тем временем злоумышленник как ни в чём не бывало претворяет свои планы в жизнь.

— Именно.

— Но кто же тогда этот бедолага в гробу?

Волею судьбы я так и не получил ответа на свой вопрос. Стоило Холмсу раскрыть рот, как откуда-то с верхних этажей донёсся шум и звук голосов. Сердце ушло в пятки. Нас услышали.

Холмс немедленно затушил фонарь.

— Живо, — прошептал он, — помогите мне закрыть гроб.

В кромешной тьме, подобно двум слепцам, мы принялись сражаться с крышкой гроба, силясь вернуть её на место. Стоило нам с ней управиться, как я услышал звуки шагов, долетевших с лестницы. Я буквально окоченел, застыв на месте, но Холмс, не растерявшись, оттащил меня к окну и увлёк за портьеру. Буквально мгновение спустя комнату залил яркий электрический свет.

Кто-то вошёл. Насколько я мог судить по тяжёлой походке, этот был мужчина. Я услышал, как он приблизился к гробу и одновременно взвёл курок. Мерная поступь звучала всё ближе, и Холмс прижал к губам палец. Портьеры покачнулись, словно кто-то взялся за них, готовясь вот-вот отдёрнуть и обнаружить нас. Во рту у меня пересохло, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Я уже приготовился к худшему, но тут из какой-то другой комнаты прозвучал приглушённый окрик. Голос был женским.

— Чего там, Джулия? — рявкнул в ответ мужчина. Судя по всему, он стоял всего лишь в полуметре от нас.

— Брэндон, кто-то проник в дом. Окно в столовой взломано.

— Дворецкий, — одними губами произнёс Холмс.

— Иду, — отозвался мужчина.

Портьера покачнулась — он выпустил её из руки. Послышался звук удаляющихся шагов.

— Нам пора, — пробормотал Холмс.

В его руках снова появилось долото. Моему другу понадобилось лишь несколько сноровистых движений, чтобы открыть окно за нашими спинами. Мы проворно вскарабкались на подоконник и выскользнули навстречу прохладной ночи. Холмс бесшумно опустил раму, и несколько мгновений спустя мы с беспечным видом запоздавших гуляк уже шли уверенной походкой домой.

— Ну что ж, — промолвил Холмс, когда мы свернули за угол, оказавшись на Бейкер-стрит, — нам надо как можно скорее отправляться спать. Завтра нас ожидают ранний подъём и продолжительная поездка на поезде.

— И куда мы едем? — простонал я.

— В Норфолк, — ответил мой друг.

Наш поезд отбыл от вокзала Паддингтон в прохладный предрассветный час, когда утро ещё только вступает в свои права, а за окнами царит серая полумгла. Накануне, когда Шерлок Холмс огорошил меня новостью о предстоящей поездке, я чувствовал себя слишком измотанным и уставшим, чтобы донимать друга вопросами и возражениями. Мне очень хотелось поскорей добраться до постели и выкроить хотя бы несколько часов для сна. Тогда мне казалось, что я догадываюсь, зачем нам предстоит отправиться в путь, и я надеялся, что, встав утром, на свежую голову смогу во всём разобраться самостоятельно. Я ошибался. Спал я только четыре часа. В начале шестого Холмс уже тряс меня за плечо: