Анатолий Галкин - Замкнутый круг

— Итак, наш вопрос. Где у вашего мужа спрятан прибор, который был с ним в Марселе?

— У моего мужа? Мой муж в Москве!

— Ой, Марина, не надо! Вы же достаточно умная женщина. Это дом Валентина Маркова. В Москве у вас московский муж, а здесь — французский. Где прячешь прибор, стерва?

— Прошу вас не кричать. Вы ошиблись! Мой первый муж погиб, а это дом моих старых друзей.

— Так, Марина! Значит, что мы не договорились! Юрий Антонович, принеси с кухни пару острых ножей…

Максим долго выбирал оружие и работал с ним очень медленно.

Так страшнее!

Холодная сталь ножа тупой стороной прислонилась к груди Марины и начала скользить вниз под декольте.

Потом Максим потянул лезвие на себя и разрезал платье почти до пояса.

Девушка инстинктивно сжалась и даже дернула связанными руками, пытаясь прикрыть грудь.

— Я предупреждал, Марина! Но до тебя туго доходит. Шутки кончаются…

— Я поняла.

— Ничего ты пока не поняла! Сейчас я начну вот эти булочки на ломтики нарезать. Тогда поймешь!

— Не надо! Я готова сказать все. Но я действительно не знаю про прибор.

Максим Вдовин хорошо знал, что допрос никогда нельзя проводить в одной тональности. Даже если ты беседуешь один, то надо самому играть в «злого и доброго следователя».

— Ну, ладно, Маринка! Заклинило меня на этом приборе. Ты лучше скажи, где Марков хранит самые ценные свои вещи?

— В подвале. Он мне вчера сказал, что там самое ценное в доме…

Они вместе бросились вниз по лестнице.

Первые пять минут в подвале стояла тишина. Потом через открытую дверь снизу послышались отголоски спора: «Все, Юра! Хватит! Тебе еще машину вести… Так мы все профукаем! Ладно, давай по последнему стаканчику».

К продолжению допроса они приступили с веселыми блестящими глазами.

— Ты нас обманула, Маринка! Там внизу только бочки. В них нельзя прятать прибор. Он там заржавеет.

— Но вино там хорошее?

— Вино хорошее! Но мы, Марина, не за ним пришли. Сейчас будем тебя пытать! Мы будем делать тебе больно. И за нами это не заржавеет…

— Я не знаю, где прибор! Его точно нет в этом доме.

— А в каком доме он есть? Он в каком-то другом доме? Где адрес? Он в твоей сумочке?

Марина не ответила на вопрос, но Вдовин понял, что она не умеет обманывать. Это редкое качество для сорокалетних женщин. Макс даже проникся к ней симпатией и забыл про синяк под глазом.

А Юра Вдовин почему-то решил, что стоит позвонить гиду Любаше. Туристы еще не уехали, но автобус может отчалить от гостиницы с минуты на минуту.

— Мадам Люба, мы вас приветствуем. А почему вы так грубо? Мы же друзья. Сколько их было? Они давно уехали?

Ткач вскочил с дивана, в панике подбежал к Максиму и почти закричал.

— Пора сматываться, Вдовин! Я Любке звонил. Двадцать минут назад эта дура протрепалась о нас сыщикам. Сюда едут пять человек. Если мы попадемся, то это конец.

Максим посмотрел на часы, прокачал ситуацию и решительно встал.

— Не будь трусом, Юра! Они будут здесь через полчаса. А мне надо всего пять минут.

Он развернул кресло с Мариной лицом к свету, взял стул и сел напротив, глаза в глаза, и заговорил тихим, ласковым, необыкновенно вкрадчивым голосом:

— Мы ошиблись, Марина. Посмотри мне в глаза. Мы зря обидели тебя. Прибора здесь нет. Так?

— Так.

— Его нет на втором этаже? Нет в гараже? Нет на чердаке? Нет кухне? Так?

— Так.

— Но он в другой квартире? А адрес в твоей сумочке? Так?

— Я не знаю…

Максим метнулся к комоду, схватил сумку и вытряхнул все содержимое прямо на полированную поверхность стола.

Потом он начал решительно отшвыривать на пол косметику, заколки, лекарства — все, на чем нельзя было записать адрес.

Осталось не так много: записная книжка и несколько сложенных вчетверо листов бумаги…

Максим развернул один. Это было пролежавшее шесть лет в ячейке банка письмо Маркова и его расшифровка с адресом мадам Бежар.

Максим бережно сложил эти листы, спрятал их в нагрудный карман куртки и посмотрел на Ткача.

— Юра, я сейчас открою дверь, а ты, уходя, брызни на нее из баллончика. Выруби ее до вечера! Но не переусердствуй. Пусть живет.

— Я не душегуб!

— Даже жалко девушку. Для своих сорока лет она еще очень миленькая. Даже соблазнительная…

— Так в чем дело, Макс? Она вся в твоей власти. А ты ее даже пальцем не тронул.

— Я Юра не могу иначе. Я из дворян. У меня сработало врожденное благородство!

Когда Марина очнулась в очередной раз, она увидела над собой ту же медсестру и того же врача, которые были там, на площадке у Версальского дворца.

А рядом стояли все остальные. И Варвара, и Олег, и ее Валя Марков.

Марине показалось, что она прошептала: «Догоняйте их…»

Но никто не прореагировал. Ее губы даже не шевелились.

И только глоток коньяка полностью привел ее в себя. Она села и начала говорить членораздельно.

— Скорее! Их надо догнать! Они нашли у меня адрес мадам Бежар. И они поняли, что именно у нее та вещь. Догоните их! Они уехали всего…

Марина взглянула на часы и запнулась.

— … Они уехали три часа назад.

Телефон Марии Владимировны Бежар не отвечал. Обычно в это время она была дома.

Это молчание было бы странным, если не знать, что произошло. А, зная Ткача и Вдовина, длинные телефонные гудки в трубке становились страшными.

Даже зловещими!

Правда, попытка дозвониться заняла не более трех минут. Еще минуту Марков потратил на поиски газового пистолета.

И еще одна минут ушла на договор с врачом. Доктор получил три крупные купюры и согласился остаться с Мариной до их возвращения…

Одним словом, через пять минут они уже мчались к центру Парижа на улицу Леона, где в доме 16 их ожидало то, чего они очень боялись…

Квартира мадам Бежар была закрыта, но у Маркова был свой ключ.

Мария Владимировна сидела на стуле напротив входной двери. Ее глаза загорелись, когда она увидела «милого Валентина» и его спутников.

Она, несомненно, обрадовалась, но встать она не могла. И улыбнуться не могла. Ее щеки, скулы и подбородок были в полосках узкого пластыря.

Через минуту мадам Бежар получила узаконенные Всеобщей декларацией права: на передвижение и на свободу слова.

Последним правом она воспользовалась в полной мере:

— Господа, это было замечательно! Нам столько говорили о русской мафии, но это все слова, слова, слова. А мне удалось посмотреть на нее.

— Вам было страшно, Мария Владимировна?

— Это было великолепно! Их звали Юрий и Максим. Какой напор! Какая страсть! Это вам не жалкие французские воришки.