Александр Ольбик - Дублет из коллекции Бонвивана

- А у меня, между прочим, есть и такой вариант. Стопроцентный! Хочешь послушать?

- Обязательно, но в следующий раз. Мы кажется, с твоими байками скоро окажемся у черта на куличках...

Дорога шла вдоль дюн, поросших сосняком и кустами ежевики. В свете фар порхали ночные мотыльки. Некоторые из них воздушным потоком бросало на лобовое стекло, где они мужественно боролись за свою маленькую жизнь и, не победив, тихо умирали.

- Сразу за трансформаторной будкой сворачивай налево, - сказал Пуглов.

- Может, нам лучше податься в торфяники? Там легче копать...

- Нет, не легче. Там зыбкая почва, пружинистая, того и гляди сам провалишься в преисподнюю.

- Но зато в торфянике Ножичек быстрее разложится, а в песке будет лежать вечно, как мамонт во льду.

- Можно подумать, что ты хоронишь каждый день...Кажется, приехали...

Ройтс притормозил и свернул на проселочную дорогу.

Проехав метров тридцать, он остановился и приоткрыл дверцу. В ноздри шибанули смолистые ароматы, смешанные с запахами скошенной травы.

Когда они уже собрались вытаскивать из машины труп, где-то в дюнах раздался мучительный крик. Ему на смену - леденящий душу стон.

- Кого-то мочат, - тихо сказал Ройтс.

- Или трахают...Но иногда так кричат чайки...

- Я сейчас, - Ройтс затушил сигарету и вылез из машины.

- Не дури, старик! - попытался остановить его Пуглов. - Вернись, придурок!

Пуглов машинально нащупал у пояса пистолет, отжал предохранитель и, прислушиваясь к ночи, пристроился у заднего колеса. Пахло отсыревшей землей и резиной. Он был раздражен - похороны явно затягивались. Ему нестерпимо захотелось выпить и побыстрее оказаться в казино. Однако какое-то необъяснимо гнетущее ощущение нарастало.

Близко хрустнула ветка, по желтоватым стволам сосен проплыла тень и на фоне звездного неба он разглядел человеческий силуэт.

- Алик, ты где? - Пуглов с трудом узнал голос Ройтса.

- Я здесь, а где ты был?

Ройтс подошел и присел рядом с Альфонсом. Голос у него дрожал и Пуглов почувствовал исходящий от него страх.

- Там, наверху, кажется, кого-то повесили. Или сам повесился. Мне показалось, что это была женщина, причем абсолютно голая...

- Не мели, тебе с наркоты еще и не то может примерещиться, - однако Пуглов говорил не своим голосом.

- По-моему, отсюда надо рвать и как можно быстрее.

- А ты можешь ехать без света?

- Попробую. Но ты прав, здесь кто-то ошивается и, возможно, наблюдает за нами.

Метров двести машина двигалась задом. Когда добрались до асфальта, Ройтс круто развернулся и дал по газам.

- Выходит, - сказал он, - наш труп, как магнит, притянул еще одного жмурика.

- Возможно, ты в темноте ошибся. Принял дерево за человека.

- Хорошо, допустим, я ошибся, но ты ведь тоже слышал этот крик.

- Стой! - приказал Пуглов. - Давай разгружаться, глупо мотаться в темноте.

Однако звездного света было достаточно, чтобы вытащить из машины скатку и положить на землю. И хотя они старались не шуметь, лопаты, когда их доставали из багажника, издали противный ночной тишине звук.

Они отнесли труп подальше от дороги и принялись копать яму. Грунт был довольно мягкий, но им мешали корни, на которые они то и дело натыкались штыками лопат. В такие моменты раздавался резкий стук и это их пугало.

- Давай не будем мучиться и забросаем этого мудака валежником, предложил Ройтс. - Какая ему сейчас разница?

- Зато для нас обоих существенная. Нам за это деньги платят.

- Но этот Ножичек меня доконал.

- Давай возьмем немного правее, здесь как будто более мягкий грунт.

- Тебе, Алик, не кажется, что в этом Булонском лесу навалом таких безымянных могил? В прошлом году где-то тут поблизости грибники нашли ногу и руку, причем разных людей.

- Откуда тебе известно, что разных?

- Знакомый мент говорил...банда Хусейна приезжих с Казани трех киллеров порешила...Да и сам Хусейн после куда-то провалился, может, его косточки где-нибудь в этих местах упакованы...

Пахло сырой землей и вереском. Через минут сорок они кончили копать. Глубина ямы была по грудь Пуглову.

С них лил пот. И не столько от работы, сколько от страха, который буквально сочился из них.

Когда наконец, труп вместе с ковром уложили на дно ямы, Ройтс, не сдерживая нервной икоты, взмолился:

- Алик, еще пару минут и я лягу вместе с Ножичком. Гоним отсюда!

Но Пуглов, молча, подцепил лопатой кучку земли и в сердцах бросил ее в яму.

- Давай, Таракаша, быстренько его прироем и...свободны.

- Будь он неладен твой боров Рощинский, - выругался Ройтс и, как заведенный, принялся засыпать могилу. - Ты заметил как он живет? Вроде бы ничего особенного, но рэкет, тем более Нерон, к нищим в гости не ходит.

- Перестань молоть чепуху, пойдем лучше наломаем веток, прикроем это дерьмо...

- Может, заказать этому пикадору венок с ленточкой? К чертям эту панихиду, бежим отсюда.

- Я бы с удовольствием, но у меня почему-то отказали маслы, - у Пуглова и впрямь голос совсем сник и потерял обычную твердость и уверенность. Последний рывок, Игорек, и мы отваливаем.

После того как они натаскали на свежий песок кучу валежника и наломанных сосновых веток, отправились к машине.

В половине третьего они въехали на улицу, где жил Пуглов.

Перед тем как выйти из машины, Альфонс сказал:

- Лопаты выброси где-нибудь по дороге. Завтра созвонимся...

Ройтс начал разворачиваться.

- Игорь, подожди, возьми свою долю, - и Пуглов полез в карман за деньгами.

За первым же поворотом Ройтс остановился и всадил себе двойную дозу "бефорала". Он несколько минут сидел без движения и в его мозгу ворочался разный ассоциативный мусор, который его психика расщепляла так же легко, как поддавалась власти наркотика.

Глава пятая

Ночью Рощинский не сомкнул глаз. "Суслопаров, Суслопаров, - как навязчивое заклинание твердил про себя Владимир Ефимович. - В гробу я тебя видел...Да нет, пожалуй, это ты спишь и видишь меня в гробу..."

Несколько раз он вставал с постели, подходил к двери и долго прислушивался. Потом подступал к окну, забранному шелковой шторой, и там, застыв каменным Буддой, подолгу внимал мельчайшим проявлениям жизни, которая, несмотря ни на что, шевелилась и шебуршала в доме и вовне.

Дважды он снимал с гвоздя "франкот", клал его на согнутые в локтях руки и как малое дитя качал.

Под утро Рощинского сморил сон. Он спал, а рядом, прильнув к бедру, лежал обрез. В случае опасности - откинул одеяло и - стволы в зубы непрошеному гостю...

Рощинский во сне почувствовал сильную загрудинную боль и проснулся. Сердце работало с натугой и частило, словно дятел на сосне. Он долго лежал в темноте и думал о своей никчемной жизни. Она пуста, однообразна и теперь, после налета, еще и очень небезопасна. И как ни странно, последнее обстоятельство немного взбодрило его, влило в жилы изрядную дозу адреналинчика и потому он зажег бра, которое висело над изголовьем и слез с кровати. Пока надевал шлепанцы, прислушивался, но ничего, кроме бешеного тока крови, не расслышал. В первой комнате, куда он пришлепал, увидел маленького мышонка, убегающего под шкаф.