Элли Гриффитс - Переправа

— Этот хендж, — говорит он дрожащим от гнева голосом, — был священным местом, предназначенным для поклонений и жертвоприношений. А друзья доктора Гэллоуэй уничтожили его.

Рут слегка потрясена этой нападкой. Нельсон же заметно вздрагивает при словах «поклонений и жертвоприношений».

— Мы его не уничтожили, — чуть запинаясь, произносит Рут. — Он в университете. В музее.

— В музее! — злобно передразнивает Катбад. — В мертвом месте, полном костей и трупов.

— Мистер Мэлоун, — вмешивается Нельсон, — десять лет назад… сколько вам было?

— Сейчас мне сорок два. Только я не считаю годы в светском плане.

Нельсон и это пропускает мимо ушей.

— Значит, десять лет назад вам было тридцать два.

— Пятерка по арифметике, старший детектив-инспектор.

— Чем вы занимались десять лет назад, будучи тридцатидвухлетним?

— Смотрел на звезды, слушал музыку сфер.

Нельсон подается вперед. Голоса не повышает, но Рут внезапно чувствует, что в фургоне похолодало и словно повеяло ожесточенностью. И исходит она не от Катбада.

— Послушайте, — негромко говорит Нельсон, — либо вы по-хорошему ответите на мои вопросы, либо поедете в участок и сделаете это там. И даю вам слово: когда станет известно, что вас допрашивали в связи с этим делом, смотреть будете не на звезды, а на толпу, сжигающую ваш чертов фургон.

Катбад несколько секунд глядит на Нельсона, запахнув на себе плащ, словно защищаясь. Потом негромко отвечает:

— Десять лет назад я жил в колонии хиппи возле Кромера.

— А до того?

— Был студентом.

— Где?

— В Манчестере. — Катбад взглядывает на Рут и странно улыбается. — Изучал археологию.

Рут судорожно вздыхает.

— Но ведь там…

— Преподавал Эрик Андерсен. Да. Там я познакомился с ним.

Нельсону это как будто безразлично, но Рут в смятении. Значит, Катбад знал Эрика задолго до раскопок хенджа. Почему Эрик об этом умолчал? Эрик был ее наставником, когда она писала докторскую в Саутгемптоне, но до этого читал лекции в Манчестере. Почему Эрик не сказал, что являлся наставником Катбада?

— Ну и что вы делали в этой колонии? Кто-нибудь из вас занимался настоящей работой?

— Смотря что вы имеете в виду под настоящей, — вспыхивает Катбад. — Мы выращивали овощи, готовили из них еду, писали музыку, пели, занимались любовью. А я был почтальоном, — добавляет он.

— Почтальоном?

— Да. Считаете вы это настоящей работой? Начиналась она рано, что меня вполне устраивало. Я люблю работать на рассвете и потом быть весь день свободным.

— Свободным, чтобы срывать раскопки хенджа?

— Срывать! — В глазах Катбада снова вспыхивает огонь. — Мы пытались спасти его! Эрик это понимал. Был не таким, как остальные… — Катбад умолкает, подбирая выражение покрепче. — Эти… государственные служащие. Он сознавал, что это священное место, предназначенное данной местности и морю. Ему не требовалось датирование по углероду и прочая чушь. Он стремился к единению с природой.

Нельсон снова перебивает его. Рут понимает, что после слова «священное» он перестал слушать.

— А когда раскопки окончились?

— Жизнь продолжалась.

— Вы по-прежнему трудились почтальоном?

— Нет. Нашел другое место.

— Где?

— В университете. До сих пор там работаю.

Нельсон смотрит на Рут, та отвечает растерянным взглядом. Все эти годы Катбад находился рядом с ней в университете. Знал ли об этом Эрик?

— Кем?

— Лаборантом. Первый диплом у меня по химии.

— Вы слышали об исчезновении Люси Дауни?

— Об этом много писали в газетах, так ведь?

— А о Скарлетт Хендерсон?

— О ком? А, о маленькой девочке, которая недавно исчезла. Да, слышал. Позвольте, инспектор… — Неожиданно его голос меняется, и он распрямляется в кресле. — Что все это значит? У вас нет ничего, что связывало бы меня с этими девочками. Это полицейский произвол.

— Нет, — мягко возражает Нельсон, — просто формальный допрос.

— Я больше ничего не скажу без адвоката.

Рут ожидает, что Нельсон начнет спорить (считается, что адвокаты нужны только виновным), но вместо этого он встает, задевая головой подвешенный амулет.

— Спасибо, что уделили нам время, мистер Мэлоун. Еще один вопрос. Могу я получить образец вашего почерка?

— Моего почерка?

— Да. Для нашего расследования.

Катбад, судя по выражению лица, хочет отказать, но потом медленно встает и подходит к картотечному шкафчику, неуместно возвышающемуся в углу. Отпирает выдвижной ящик и достает лист бумаги. Рут недоумевает, зачем человеку, живущему в увешанном амулетами жилом фургоне, еще и запираемый картотечный шкафчик.

Нельсон смотрит на текст, и лицо его на секунду мрачнеет. Рут видит, как он заиграл желваками, и ждет, что последует. Однако Нельсон разглаживает бумагу и говорит мягко и дружелюбно:

— Большое спасибо, мистер Мэлоун. Всего доброго.

— До свидания, — негромко произносит Рут. Катбад даже не смотрит на нее.

Под ногами у Рут и Нельсона хрустит галька. Рыбаки все еще сидят на стенке гавани. Надвигается прилив, неся крепкий соленый запах и стаю кричащих в небе чаек.

— Ну? — спрашивает наконец Нельсон. — Что скажете?

— Не могу поверить, что он работает в университете.

— Почему? Там полно людей со странностями.

Рут не понимает, шутит он или нет.

— Просто… если Эрик знал, то сказал бы мне.

Нельсон смотрит на нее.

— Значит, вы близки с этим Эриком?

— Да, — с легким вызовом отвечает Рут.

— Он вскоре приезжает в Англию, так ведь?

— На будущей неделе.

— Предвкушаю разговор с ним.

Рут улыбается:

— Он то же самое сказал о вас.

Нельсон скептически хмыкает. Они уже подходят к своим машинам, еще стоящим на сухой земле, хотя вода плещется вокруг злополучных автомобилей, поставленных ниже.

— Подвески у них будут попорчены основательно, — говорит Нельсон.

— Что там написано у Катбада? — спрашивает Рут.

Нельсон вместо ответа протягивает ей листок со стихотворением, озаглавленным «Похвала Джеймсу Эгару».

— Кто такой Джеймс Эгар? — спрашивает она.

— Мерзавец, убивший полицейского.

— А.

Рут начинает понимать, почему Катбад выбрал именно этот лист бумаги. Смотрит на строчки. Почерк причудливый, с множеством петель и завитушек. Совершенно непохожий на тот, что в письмах, связанных с Люси Дауни.

— Почерк другой, — замечает она.

— Это не значит, что Катбад меня больше не интересует.

— Стало быть, подозреваете его?

Нельсон замирает, придерживая дверцу машины.

— Я не исключаю его из подозреваемых, — говорит он наконец. — Катбад сомнительный тип. Он был тогда здесь и знает все об этой мистической ерунде. Притом умный, и ему есть что скрывать. Почему шкафчик был заперт? Я собираюсь вернуться с ордером на обыск.