Ильдар Абузяров - Мутабор

– Дома будете через несколько дней, – сказал консул, – я Вам это обещаю. А сейчас Вы должны выполнить возложенную на Вас миссию до конца.

– И Вы тоже про это предназначение. Вы тоже думаете, что я избранный, – чуть не заплакал Омар.

– Оставьте свой дешевый театр одного актера для санитаров. Фонд послал Вас в Кашевар, чтобы Вы фотографировали зоопарк? Если у Вас впредь возникнут сложности, обратитесь за помощью к филателисту Фахаду.

– Я помню.

– Вот и сделайте то, что обещали. Сейчас начинается самое интересное – народные волнения. И во избежание неприятностей эмир и мэр ввел чрезвычайное положение и строгий визовый режим. Проще говоря, он закрыл границу, выслал всех журналистов и вырубил сотовую связь в стране. В Кашеваре сейчас нет ни Интернета, ни одного западного корреспондента-наблюдателя. Вся надежда на Вас. Вы просто обязаны сделать несколько снимков и отправить их в наше телеграфное агентство.

– Но при чем здесь зоопарк? – Омар все больше приходил в себя.

– Это и есть самый настоящий зверинец. Точнее, цирк. Восточные люди, особенно когда они в ярости, немногим лучше зверей. Настоящие обезьяны, и воняет от них как от скота. Где Ваш фотоаппарат?

– Я сдал его в аренду, – пошутил Омар.

– Отлично. Отправлять фотографии будете по следующей схеме. В парке при мавзолее Буль-Буль Вали есть огромный валун. Найдете сколотое место с резким углублением. Вставляете туда флеш-карту – остальное не ваша забота. Через пятнадцать минут флеш-карту забираете и делаете, если сможете, еще снимки. Запомните, за каждый интересный снимок демонстрации и палаточного городка мы платим 100 евро. За снимки беспорядков и противостояния с полицией – по 200 евро, за убитых – по 300 евро, за раненых и обездоленных – по 250. В мире необходимо сформировать нужное общественное мнение. Вся надежда на Вас.

Омар, с уже совсем ясной головой, слушал внимательно инструкцию консула, чувствуя, как каменеет его сердце. Не успел рыба-консул сказать про валун, как Омар вспомнил человека, что тащил привязанный к ноге валун вокруг пруда Малика-Балыка.

Теперь ему становилось понятно, зачем его послали в Кашевар и чем руководствуется его фонд, прикрываясь защитой животных. Значит, все это время его использовали, и он, по задумке организаторов, должен был быть глазами фонда, как филателист Фахад стал его ушами. Тут же Омар вспомнил притчу про трех обезьян, закрывающих глаза, уши и рот. Не вижу зло, не слышу зло, не произношу зло.

– Кстати, что там главврач говорил про Ваш кашеварский синдром? Что это значит? На какой клад они намекали?

– Я ничего про это не знаю, – Омар уже понял, что его принимают за сумасшедшего, и поэтому решил больше никому и никогда не проговариваться о сокровищах Буль-Буля Вали.

– Хорошо. Не хотите говорить – это ваше личное дело, но задание, порученное Вам – общественно значимое и Вы должны выполнить его добросовестно.

На этот раз Омар промолчал. Ему больше всего сейчас не хотелось разговаривать с консулом, а тем более смотреть в его рыбьи глаза навыкате. Отвернувшись, он увидел дочь эмира, которая в это время в полном одиночестве гуляла по саду возле лечебницы. Она подбирала листики и дула на них. Омар вспомнил, что рыбы просили избавить его от этих дуновений. А теперь, наверное, и птицы попросят Омара избавить их от консула. Потому что все, что тот ему сказал, было ужасно.

– Извините, но пациенту необходимо вовремя проходить лечебные процедуры, – вовремя подоспел главврач, – надеюсь, Вам хватило времени для разговора.

– Да, спасибо за оказанную любезность, – сверкнул консул хищной улыбкой, – думаю, мы этого не забудем.

Не успела за спиной Омара захлопнуться железная дверь мужского отделения, как санитары привязали Омара к железной койке и ввели в кровь большую порцию какого-то мутного лекарства. Это-то и называлось процедурами. Омар не чувствовал боли, несмотря на то, что санитар резко вонзил иглу.

«Наверное, – решил Омар, – в лекарстве такое количество одуряющих веществ, что я долгие месяцы буду мертвым внутри. Хотя, возможно, меня пичкают психотропными средствами, чтобы разбудить подсознание и выведать тайны сна…»

«Сначала они хотели сделать со мной то, что до конца не удалось солнцу – полностью лишить памяти и превратить в неразумное животное. А теперь, – рассуждал он про себя, чувствуя, как постепенно каменеют и холодеют руки и ноги, – они попытаются выведать, о чем я разговаривал с консулом.

Но почему они дали мне возможность с ним встретиться?

Скорее всего, дело в том, что Гураб-ходжа ведет двойную игру. Он хочет подготовить себе пути к отступлению и сохранить демократическое лицо. А когда его спросят, почему меня поместили в дурдом, он отмажется тем, что это был якобы единственный способ спасти меня. Плевать, плевать на них всех и на все вокруг», – Чилим откинул голову на подушку, чувствуя, как уши заложило ватными тампонами, а язык начал неметь.

Дальше Омару показалось, что через ушную раковину ему в голову просунули веревку, конец которой привязали к языку и начали за него дергать.

Омар не хотел ничего говорить, но чтобы от него отстали, ему пришлось, преодолевая тяжесть языка, произнести несколько фраз. Затем он и этого не смог делать. Все конечности, в том числе и язык, продолжали тяжелеть, пока Омар из растения полностью не превратился в камень.

А с камня какой спрос? Камню можно только вставить флеш-карту в ухо.

Через несколько часов, когда дурь немного отпустила, в уши и рот Омару полезла холодная влага с оттаявших ног и рук.

– Овод, овод! – коридорный шел, стуча половником по крышке, что означало «Обед, обед!». Это Омар слышал, кажется, сквозь сон, пока его питала своим выменем капельница.

– Жжж, жжж, – раздался голос спустя какое-то время, что значило «Ужин, уже ужин».

Более-менее придя в себя, Омар окинул взглядом палату Буль-Булей.

Массивная железная дверь с окошком отделяла этот мир от прочего. Белая палата была переполнена больными, помешанными на сокровищах Малика-Балыка. Один утверждал, что знает, где находится клад, и требовал кирку и лопату немедленно. Другой рассказывал, что Буль-Буль Вали приходит ему во сне в облике оскалившегося зверя из 99-го отделения полиции. Был здесь и сумасшедший, требовавший вырезать драгоценные камни у него из почек.

Насмотревшись на больных, неимоверным усилием воли Омар заставил себя сползти с перины. Преодолевая вялость – передвигаться можно было только очень медленно и плавно, чтобы не потерять равновесия, – он зашаркал по палате в сторону двери.

В коридоре у тележки с едой выстроилась толпа сумасшедших со своей посудой. На многих были лохмотья, напоминающие клоки шерсти. Некоторые сжимали в руках ночные горшки. Жалкие, забитые, доведенные лекарствами, голодом и жестоким обращением до полуживотного состояния люди жались к стене. Вся процедура кормежки напоминала гуманитарную помощь пострадавшим после какой-нибудь страшной катастрофы. Но какой? Неужели – катастрофы кашеварского синдрома.