Элизабет Джордж - Верь в мою ложь

— Вот так всё и вышло, — закончила Дебора. — Алатея думала, что я говорю об этом Рауле Монтенегро, а я-то имела в виду репортёра из «Сорс». И думаю, вся эта путаница не имела бы особого значения, если бы я не сказала ей, что он сейчас в Уиндермире, — по крайней мере, я думаю, что он поехал именно туда, когда привёз меня из Ланкастера, — но когда я это произнесла, она буквально ударилась в панику, потому что думала: речь идёт о Монтенегро. И Николас тоже очень испугался.

Линли разорвал пакетик, высыпал сахар в свою чашку. Помешал с задумчивым видом. Вообще-то он выглядел настолько задумчивым, что Дебора наконец поняла то, что ей следовало заметить гораздо раньше.

— Ты ведь знаешь, что на самом деле происходит со всеми этими людьми, да, Томми? — спросила она. — И, полагаю, знал с самого начала. Что бы это ни было, мне бы хотелось, чтобы ты и мне рассказал вовремя. По крайней мере, мне тогда не пришлось бы блуждать в темноте, и я не сделала бы того, что сделала.

Линли покачал головой.

— Нет. Наверное, я знал даже меньше, чем ты, пока позавчера не поговорил с Алатеей.

— Она прекрасна, правда?

— Она вполне… — Линли как будто пытался подобрать слово, возможно, наиболее точное, вскинул руку, словно говоря, что такого слова не существует, и продолжил так: — Да, она ошеломляет. Если бы я ничего не знал до того, как с ней встретился, я бы ни за что не поверил, что в начале жизни она была мужчиной.

Дебора почувствовала, как у неё от изумления отвисает челюсть.

— Что-что?.. — пробормотала она.

— Сантьяго Васкес дель Торрес. Вот кем она была.

— Что значит — «была»? Она что, играет роль…

— Нет. Она сделала операцию по перемене пола, а заплатил за это тот самый Монтенегро. Он рассчитывал на то, что она будет на публике играть роль его любовницы-женщины, чтобы он сохранил репутацию и положение в обществе, но на самом деле намеревался заниматься с ней любовью как с мужчиной.

Дебора судорожно сглотнула.

— Боже мой…

Она подумала о Ланкастерском университете, о Люси Кеверни, о том, что могли и должны были задумать эти две женщины… И спросила:

— Но Николас… Он ведь наверняка знает?

— Она ему ничего не сказала.

— Ох, Томми, но он должен был сам заметить! Я хочу сказать… боже мой… Ведь остаются же следы, разве не так? Разного рода шрамы и так далее.

— Если она побывала в руках хирурга мирового класса? У которого в распоряжении все средства? Хирургические лазеры практически не оставляют следов. Дебора, всё можно изменить. А уж если мужчина от рождения выглядит как женщина — может быть, потому, что ему досталась лишняя хромосома, — то переделать его в женщину ещё проще.

— Но ничего не сказать Николасу? Почему она этого не сделала?

— Не знаю. Отчаяние? Опасение? Страх перед его возможной реакцией? Боязнь того, что он от неё откажется? Притом что её преследовал Монтенегро, она нуждалась в надёжном укрытии. И ради этого позволила Николасу поверить в то, во что он хотел верить. Вышла замуж, что дало ей право перебраться в Англию.

Дебора теперь видела, как всё это складывается с причиной, по которой Томми и Саймон приехали в Камбрию.

— Ян Крессуэлл? Это она его убила? Он узнал? — спросила она.

Линли покачал головой.

— Подумай как следует, Дебора. Алатея — нечто вроде произведения искусства. Никто ничего не может узнать, если только не начнёт копаться в её прошлом, а к тому просто нет причин. Для всех, кто так или иначе занимался смертью Яна Крессуэлла, Алатея — просто жена Николаса. И нам тоже незачем было это делать, потому что Саймон был прав с самого начала, и коронёр тоже. Нет никаких признаков того, что смерть Яна Крессуэлла могла быть чем-то, кроме несчастного случая. Конечно, кто-то мог желать ему смерти. И его смерть, возможно, многим пришлась кстати. Но никто её не организовывал.

Дебора, чуть помолчав, сказала:

— А теперь этот чёртов репортёр собирается сочинить статью о суррогатном материнстве, и фотография Алатеи появится в его газете, и виноватой в этом буду я. Что мне делать?

— Воззвать к лучшей стороне его души.

— Он работает в «Сорс», Томми!

— Это серьёзно, — признал инспектор.

Зазвонил мобильник Деборы. Она понадеялась, что это Зед Бенджамин, решивший изменить свои намерения. Или, может быть, Саймон, которому захотелось сказать, что он вполне понял ту страсть, которая заставила Дебору устроить такой переполох в Арнсайд-хаусе. Однако это оказался Николас Файрклог, испуганный до паники.

— Что вы с ней сделали? — закричал он.

Дебора сначала подумала, что Алатея Файрклог причинила себе какое-то увечье.

— Что случилось, мистер Файрклог? — спросила она и посмотрела на Томми.

— Она исчезла! Я обыскал весь дом и всё вокруг. Её машина стоит на месте, и она не могла выйти из дома так, чтобы я её не заметил. Я дошёл до самой дамбы. Её нигде нет!

— Она вернётся. Она не могла уйти далеко. Куда ей деваться в такую погоду?

— Она ушла в пески!

— Нет, не может быть.

— Говорю вам, она ушла в пески! Больше некуда!

— Она могла просто пойти на прогулку. Подумать… Она скоро вернётся, и тогда вы ей скажете, что я говорила о репортёре из «Сорс», а не о Рауле Монтенегро.

— Вы не понимаете! — снова закричал Файрклог. — Боже мой, вы ничего не понимаете! Она не вернётся! Она не сможет вернуться!

— Почему это?

— Из-за тумана! Из-за зыбучих песков!

— Но мы можем…

— Мы не можем! Вы что, не понимаете, что натворили?

— Прошу вас, мистер Файрклог… Мы можем её найти. Можем позвонить… Должен же быть кто-то…

— Нет никого! Не для такого дела, не для этого!

— Этого? Чего — этого?

— Не для того, чтобы лезть под прилив, безмозглая женщина! Только что звучали сирены! Сегодня день максимального прилива!

Когда её телефон наконец завибрировал, Манетт была уже на пределе. Она пряталась на парковке около делового центра, затаившись около мусорного контейнера. Тим исчез за дверью, над которой красовалась вывеска «ФОТО» — это было фотоателье, судя по витрине, в которой были выставлены увеличенные снимки Эмблсайда осенью, — а через несколько минут туда же вошла явно спешившая женщина с двумя детьми. Буквально через несколько мгновений она вышла под руку англиканским священником, все они уселись в «Сааб» и исчезли, а на двери «ФОТО» табличка «Открыто» сменилась на «Закрыто», и Манетт тут же позвонила в полицию.

Её разговор с суперинтендантом Конни Калвой был не просто недолгим, но ещё и бесполезным, и в итоге Манетт захотелось изо всех сил швырнуть мобильник на асфальт. Она рассказала начальнице отдела полиции нравов о деловом центре, о том, что происходит в фотоателье, как табличка «Открыто» сменилась на «Закрыто», и ведь они обе отлично понимают, что это значит, не так ли? Потому что Тим Крессуэлл, которому всего четырнадцать лет, пришёл сюда для съёмок одного из тех чудовищных, убивающих душу фильмов, которые распространяют грязь по всему миру, и полиция должна сейчас же, немедленно приехать сюда…