Оксана Обухова - Садовник для дьявола

– Бывает, – примирительно сказала бабушка Губкина. – Скажешь вслух, что думаешь, а люди переживают.

Елена перекрутила шею, повернулась к окну, скособочилась вся.

– Да ты сама-то не убивайся лишнего. Встанет Верочка, скажешь ей, что никуда уезжать не собираешься.

– Да при чем здесь это, – невесело отмахнулась молодая вдова. – Я тут, похоже, такую тему подняла. Не ко времени.

– Какую это?

Елена подогнула ноги, зажала ладони между колен и, приблизив лицо к Надежде Прохоровне, зашептала:

– Я боюсь, что Вера Анатольевна лишнего сейчас наговорила. Мне надо было выдержать положенное время, потерпеть. Дней сорок или когда ее здоровье совсем поправится. А я с этой банкой чертовой вылезла!

– Про банку я уже все поняла, – кивнула баба Надя. – Что Вера лишнего сказала?

Елена чуть-чуть отстранилась, пытливо, испытующе посмотрела на гостью:

– Вы давно не виделись с Верой Анатольевной?

– Да как сказать, – вильнула баба Надя.

– Для Веры Анатольевны всегда было важным сохранить лицо. Таким людям лучше жить, не давая обещаний впопыхах. Теперь ситуация может стать мучительной и для нее, и для меня. Понимаете?

– Нет.

Елена села прямо, побарабанила пальцами по столешнице:

– Тут так все запутано.

Она никак не могла решиться начать разговор. Правило семьи — у нас не посвящают в тайны посторонних – давило на нее многолетней привычкой, заставляло нервно покусывать губы – слова рвались с языка! – прокручивать в голове множество мыслей. Елена никак осмеливалась на откровенность.

Но необходимость выговориться оказалась важнее наработанных установок.

– Мне противно чувствовать себя приживалкой! – выпалила она вдруг. – Теперь я тут никто, ничто и звать никак!

– Ой ли? – совершенно искренне изумилась Надежда Прохоровна. На ее памяти овдовевших невесток из дому никогда силком не выгоняли. Не положено так, не по-людски, не по-божески.

Или времена так изменились, что вместе с сыном похоронят и все родственные привязанности?..

На глазах Елены показались слезы.

– Да! Я – никто! И я не хочу из-за себя сталкивать Веру Анатольевну и Катарину лбами!

– А Катя-то тут при чем? – продолжала изумляться баба Надя.

– При том, – горько усмехнулась Лена, – что Вера Анатольевна не может в чем-то выделить только одну невестку. Теперь мое пребывание в доме станет нелепым.

– Чего-то я не понимаю.

Но Лена вдруг махнула рукой – ах, оставьте, Надежда Прохоровна! – встала и вышла из кухни.

Обескураженная баба Надя еще раздумывала, как ей быть – уйти или дождаться возвращения хозяйки? – но Лена снова появилась на кухне уже с несколькими листами бумаги, утянутыми в прозрачный файл.

– Вот. – Положила документы на стол и с горечью добавила: – Вера Анатольевна еще не знает.

– Что это? – Надежда Прохоровна близоруко прищурилась, нашарила в кармане очечницу.

– Это договор купли-продажи квартиры на мое имя, – невесело пояснила вдовица. – Она предназначалась Костику, но теперь там, видимо, буду жить я.

– Костик – это кто?

– Ах да. Костя мой родной брат. Через месяц у него день рождения, Геннадий купил ему квартиру. – И заломила руки. – Все прахом, все прахом, вся жизнь насмарку!

– Ух ты. – Надежда Прохоровна уважительно покрутила головой. – Это Гена твоему брату такой подарок сделал?!

– Не ему – мне. – Собрав подбородок, Елена печально посмотрела на бабушку. – Он устал смотреть, как я, расстроенная, возвращаюсь от родителей. Папа с Костей вместе каждый вечер выпивать стали, мама переживает. Вот Гена и решил купить квартиру поблизости от родителей – мама же все равно к сыну мотаться будет – стирать, готовить. И оформил покупку на мое имя, чтобы я, значит, на брата влияние имела.

– Понятно. – Впечатленная шикарным подарком, баба Надя взяла документы в руки, прищурилась. – Не каждый муж такой подарок сделает.

– Еще бы! – горько усмехнулась Лена. – Геннадий чуде. был чудесным человеком.

Надежда Прохоровна вернула бумаги на стол, сочувственно взглянула на молодую вдову.

Наверное, нелегко вписывалась «девушка из очень простой семьи» в архитекторской клан. Родитель себе выпить позволяет, братишка по стопам пошел. Стыдилась, наверное. Старалась.

– Ты Гену-то сильно любила? – спросила тихонько, увидев в молодой женщине родную, рабочую кровь.

Елена не ответила. Села напротив, сгорбилась. Ответила чуть позже:

– Вначале я его жалела. Сильный мужчина, лежит бревном, медленно с ума сходит. Я его просто пожалела.

Надежда Прохоровна вздохнула: обычная история врача и пациента. Один беспомощен, другой умел и добр.

– Гена в тебя первый влюбился?

Елена снова помолчала и ответила не прямо:

– Первое время я была ему необходима. Потом – удобна. Вела дом, приглядывала за детьми, мамой.

– Так что же получается – без любви жили?

Елена печально улыбнулась:

– Геннадий относится. относился к мужчинам, которые прекрасно обходятся без слов любви. Доказывают делом. – Глаза женщины остановились на документах, лежащих на столе. – Ему не надо объяснять, что брат спивается. Что Костику некуда девушку привести. Он все доказывал делом. – Подняла глаза на бабу Надю. – А ведь я его об этом даже не просила! Не намекала!

– Молодец какой.

– Да – молодец! Да – пожалел. Меня и маму. – Елена всхлипнула, отпила чаю и посмотрела на пожилую гостью широко распахнутыми глазами. – Как можно быть неблагодарной такому человеку?! Любовь, знаете ли, проходит. Благодарность, близость – остаются. Геннадий берег меня от переживаний, хотел, чтобы я была счастлива. – По Лениной щеке сползла слеза, она яростно схватила со стола салфетку и, сердясь на свою слабость, утерлась, высморкалась. – Как я буду без него?! Кому я нужна?! Тридцать шесть лет – ни детей, ни работы!.. Квалификацию совсем потеряла.

– Ты Верочке нужна, – совсем-совсем проникнувшись сочувствием и абсолютно веря в слезы, тихонько проговорила баба Надя.

– Вы только не говорите Вере Анатольевне про квартиру, – утирая щеки, сказала вдруг Лена. – Я хочу теперь обменять две двухкомнатные хрущевки на три однокомнатные в одном районе – денег немного скопила, на доплату хватит.

– Тьфу ты! – огорчилась Надежда Прохоровна. – Вот заладила! Чего ты все телегу поперед лошади ставишь?! Верочка же сказала – нужна ты ей!

Елена покрутила головой:

– Неужели вы думаете, что остаться тут приживалкой предел моих мечтаний? Со смертью Гены, Надежда Прохоровна, моя жизнь тут закончилась. И вообще-то, – Елена махнула рукой, – рухнула. Его дети выросли, я им не родная, не нужная. – Посмотрела вокруг себя красными от слез глазами. – Кому я тут нужна? – словно простилась уже с уютной кухней, с холодильником, забитым припасами, приготовленными собственными руками.