Оксана Обухова - Фальшивая убийца

Пенсионерки как-то неловко переглянулись, одна из бабушек потерла пушистой варежкой нос и, глядя на меня искоса, спросила:

– А зачем тебе восьмая квартира?

– Я ищу Троепольскую Жанну Константиновну.

Бабульки снова переглянулись. Слово взяла женщина в каракуле с проплешинами на рукавах и карманах:

– А кто вы Жанне? Ученица?

– Нет, – удивляясь подобной въедливости, сказала я. – Я по делу. Так где восьмая квартира?

Ребенок, заметив, что бабушка отвлеклась, дернулся к сугробу и чуть не влетел в него носом вперед, потому что бабушка разжала руку и достала из кармана носовой платок.

– Квартира-то там, – несколько заторможенно отозвалась женщина. – Только нет ее… ни квартиры, ни Жанны…

– Как это – нет? – поразилась я, и две старушки, горестно вздохнув, дружно повернули головы к закопченному углу дома. – Вы хотите сказать… – пролепетала я.

– Сгорела твоя Жанна, – кивнула женщина. – Третий день сегодня уже… А ты ей кто?

Словно бы в ответ на поставленный вопрос, я помотала головой. Заснеженный двор, три женщины, ребенок, барахтающийся в глыбах убранного снега, показались вдруг нереальными.

Мотая головой, я прогоняла наваждение. Второе известие о смерти за неполные сутки не вписывалось в мой сценарий. Я сочиняла сказку о будущей принцессе Золушке, а не кровавый триллер.

– Ты сядь, сядь, вон лавочка метеная, – добросердечно говорила старушка и оглаживала меня серой варежкой. – Ты кто ей, Жанне-то? Родственница или знакомая…

– Никто, – слепо глядя на доброе лицо с пятнами старческой гречки, бормотала я. – Просто… поговорить… надо… было… А давно это случилось?

– Два дня назад, – повторила каракулевая дама. – Сегодня третий.

– Ночью полыхнуло, – добавила одна из старушек. – Вся комната дотла сгорела. Пожарные два этажа затопили…

Не в силах вынести подробности – да и к чему они теперь? – я попрощалась с соседками Жанны Константиновны Троепольской и, обогнув дом, не глядя на черные лизуны копоти, пошла дальше по улице. Везя в этот город печальную весть, я никак не ожидала получить подобное известие сама. Перед глазами вновь возникло белое лицо на жестяном столе морга, к горлу подкатила тошнота, дабы хоть немного отвлечься, я набрала на мобильнике номер сотового телефона Людмилы.

– Алло. Это я. Троепольская погибла.

– Какой ужас! – прошептала Мила. – А Троепольская – это кто?

Прежде чем идти к дому Алины, я свернула в кафе и заказала эклер и кофе. Села у окна с видом на чистенький Клин, откусила пирожное и не почувствовала сладости. Нежный крем будто отдавал карболкой. Но надо было есть. Чтобы передвигать ноги дальше по улице, нужно было дать подпитку мозгам, зацикленным на одной мысли – невероятно! Учительница и ученица погибают друг за другом! Одна в огне, другая под колесами грузовика…

Что творится в лучшем из миров?! Откуда взяться положительному тонусу в демографии?!

Кругом один кошмар.

Дом, в котором жила Алина, оказался точной копией жилища Троепольской. Те же убранные сугробы вокруг, похожие старушки у скамеек, ребенок-школьник съезжает с горки… Не было только обожженного угла дома и выбитых прокопченных окон.

И слава богу.

Уже не надеясь ни на что позитивное, я подошла к первому подъезду и с радостью обнаружила отступление от прежнего сценария: над порогом висела табличка «кв. 1 – 10», в двери зияла дыра от выдранного кодового замка.

Нужная мне квартира под номером три скрывалась за дверью с драным бордовым дерматином и клоками пожелтевшей ваты, торчавшими из дыр. Я посетовала на неухоженность жилища и храбро надавила на кнопочку звонка.

Раз, другой. Звонок бездействовал.

Похлопав по двери ладошкой, приложила ухо к косяку, прислушалась – тишина была, следуя лексике кровавого триллера, гробовая.

Я постучала кулаком и услышала, как над головой, на площадке второго этажа, хлопнула дверь, побрякали ключи-замки, и вниз спустилась полная молодая женщина с мусорным пакетом в руках.

– Чего тебе? – спросила она хмуро.

– Простите. Добрый день, – выдержанно проговорила я. – Алина Копылова здесь жила… живет, – запуталась я немного.

– Здесь, – брезгливо поджала губы женщина. – Куда ей деться.

«В холодильник подмосковного морга», – чуть было не врезала я грубиянке, но сдержалась.

– А я могу поговорить с кем-то из ее родственников?

– Из милиции, что ли? – своеобразно отвечая на вопрос, буркнула соседка. – Так Варя на сутках, завтра приходи.

– А Варя это кто? – печально уточнила я.

– Мать ее. Тебе ведь мать нужна?

– Мать… кого?! – не веря услышанному, пробормотала я.

– Да Алинки! – чуть ли не выкрикнула женщина. – Чтоб ее… – буркнула и, обогнув меня, вышла во двор.

В полнейшем недоумении я осталась перед обшарпанной дверью и неработающим звонком.

«У Алины есть мама?! Троепольская обманула школьную «подругу»?! Зачем?!»

А затем, подсказал внутренний голос. Школьная учительница решила помочь неполной сироте и устроила ее на хорошую работу. Может быть, Алина приличная девушка – что бы там ни ворчала соседка, – но связалась с плохой компанией, и ей было необходимо уехать. Сменить обстановку, так сказать.

Да, скорее всего, все было именно так, успокоила я себя. Достала из сумочки блокнот и, вырвав листок, написала: «Здравствуйте, Варвара. Позвоните, пожалуйста, по этому телефону… Вопрос касается вашей дочери Алины. С уважением, Алиса Ковалева ».

Вставила записку за целую струну на дерматиновой двери, потом подумала – от таких соседок, как толстая тетка, всего можно ожидать, – и, продублировав послание, опустила его в почтовый ящик.

Теперь все. Миссия выполнена. Не на все сто, но хотя бы с максимальным использованием возможностей.

Дорога из Клина до Непонятного Дома показалась короче. В пути я поболтала по сотовому с Бармалеем – добрый Вася, сберегая мои накопления, перезвонил мне сам, – и рассказала ему о результатах «журналистского расследования».

Вася моих эскапад не одобрил. Обозвал «сыщицей» и предложил перебраться к нему, поскольку мебельная мама отбыла восвояси.

Я проявила стойкость. Наврала, что завтра же сяду писать роман, и пообещала позвонить, если с работой не выгорит.

– Я тут же за тобой приеду! – заговорил Василий. – Привезу к себе и вообще… Мне скучно без тебя, Алиска.

«Это в тебе, друг, чувство вины говорит, – подумала я. – Ты шесть лет в столице один жил. Что изменилось сейчас? Ничего. Ты просто чувствуешь вину…»

В комнате на двух горничных было темно и пусто. Без болтовни Людмилы и ее суетливого внимания все выглядело несколько иначе. Слегка казарменно, стерильно.

Я скинула шубку на диван, села и, опустив плетями руки между колен, уставилась в стену. Поездка в Клин измотала меня, оставила препакостное впечатление. Картинки из подмосковного города и картинка из морга путались в сознании. Хотелось залезть под теплые струи душа, смыть с себя усталость и воспоминания.