Оксана Обухова - Фальшивая убийца

– Давление упало резко, – констатировала Клементина и содрала с моей руки манжет тонометра. – Ты гипотоник?

– Нет, – выдавила я.

– А я страдаю, – призналась хмуро экономка и протянула мне пилюлю и стакан воды. – Вот, прими.

До приезда машины скорой помощи меня оттащили в соседнюю комнату прислуги – Ворона вызвала на помощь охрану от ворот, – положили на кровать и оставили одну. Клементина Карловна вернулась через полчаса, вновь, без всяких слов, просунула мою руку в манжет и измерила давление.

– Порядок, – буркнула о результате. – Жить будешь.

– А Людмила?..

Клементина Карловна сложила в коробочку жгуты, щелкнула крышкой и сделала лицо человечней:

– А Людочки… Людочки больше нет…

– Она…

– Сердечный приступ, – печально пояснила экономка. – Ничего не поделаешь. Такое случа ется, Алиса.

Скачки кровяного давления выбили из головы не только мысли, но и желание что-то объяснять. Невероятная слабость, как липкий морок, запеленала тело, руки сделались чужими, язык лежал во рту кусочком докторской колбаски – безвольным, розовым и непригодным даже для съедения.

– Поспи, – сказала Клементина, укрыла меня одеялом, стянутым с соседней кровати, и вышла, тихонько притворив за собой дверь.

Состояние, в которое я погрузилась после ее ухода, нельзя назвать сном даже с большой натяжкой. Мне кажется, я и глаз толком не смогла закрыть. Валялась на чужой холодной постели тупым бревном и пыталась понять, что и где я сделала неправильно.

«В пузырьке лже-Алины был яд, – сновала челноком единственная цельная мысль. – В пузырьке лже-Алины был яд… И ты об этом знала…»

Да ничего я не знала!!!

«Нет, знала. Во всяком случае, могла предположить. Ведь подозрение мелькнуло?..»

Ужасные, изводящие догадки так и не позволили уснуть. (Или искаженное лекарствами и головокружительными мыслями сознание заблудилось во времени?) Я поднялась с кровати, вышла в коридор, доплелась до комнаты, которая когда-то приютила безработную журналистку… Полную дуру!!! Беспечную, безвольную, бесхребетную, бестолковую, безучастную – куда ни ткни, везде приставка «без», одна недостача! Во всем! Я – без ума, без воли, без участия, без работы, без дома, без друзей! Я – одинокая тупица!

Две смятые кровати, так и не замутившееся зеркальце на одеяле, сиротливые тапочки на коврике…

Я села на диван, спрятала лицо в ладони и заплакала.

Я повзрослела за одну ночь. Как будто состарилась и чуть-чуть умерла. Успехи, которые когда-то кружили голову, – отличница, пример для подражания, надежная подруга – остались в прошлой жизни. Безликое форменное платье, зачесанные назад волосы и помертвевшие глаза – нормальное состояние для личности с приставкой «без». С трудом втыкая себя в реальность, я пробовала жить с воспоминаниями о голубых глазах, распахнутых широко, словно ворота для отлетевшей души. С мыслью о собственной вине, о неиспользованном шансе, вранье и недомолвках, которые не проходят безнаказанно…

Жить было страшно. И тошно. Я доказала всему свету, как беспомощна, бесполезна и бездумна… Скорую толком вызвать не смогла!

А когда приехала бригада медиков, спасительно-трусливо юркнула в обморок. Не стала кричать и требовать: «Эту смерть надо тщательно расследовать!» – а превратилась в бревно и прикусила «кусок докторской колбасы».

Трусиха. Пятая колонна.

Это страшило более чем ложь. Я не нашла в себе сил сказать – я виновата. Мне понравился дом – я в нем осталась. Сначала на ужин, потом на ночлег. Одела чужую одежду, почти присвоила чужое имя. Нашла причину для обмана, результатом оказались распахнутые ворота для отлетевшей души…

Но казнить себя в мыслях – легко. Говорить о вине вслух – невыносимо тяжело. Впервые в жизни у меня пропали слова . Они не составлялись в предложения и, даже мысленно произносимые, звучали легковесно и пошло.

Когда-то я считала себя храброй правдоискательницей, дающей без всякого сомнения советы ближним – нет ничего важнее правды, ее не скроешь, не спрячешь, она найдет лазейку и выплывет наружу. Теперь сама отчаялась найти слова для оправданий.

И как ее выдавить из себя, правду? Когда так виновата? Озвученные мысли повиснут как приговор: лживая трусишка, не сумевшая удержать подругу от опрометчивого шага.

К шести часам утра я умудрилась повесить на себя всех собак – и чуть было не отправилась в милицию давать показания и подписку о невыезде.

Но поступила лучше. Взяла свой мертвый сотовый телефон с чужой SIM-картой, поменяла местами пары цифр из записки-кулька и – активировала телефон.

То, что я нашла в его памяти, мне очень не понравилось.

В половине девятого утра я встала на изготовку возле двери на улицу и стала дожидаться появления Ирины Владимировны.

Но поговорить нам помешала Клементина Карловна. Едва хозяйка спустилась в холл, экономка схватила меня за руку и оттащила в сторону:

– Что тебе здесь надо?!

– Поговорить, – сопротивлялась я.

– Уйди! Ирина Владимировна и так всю ночь не спала!

– Но мне надо!!

– А ей – нет, – отрезала Ворона. – Приедет вечером и поговоришь, сейчас она опаздывает.

Разговаривать с опаздывающим человеком – значит заранее обречь себя на неудачу. Я отошла в сторону и перестала лезть наперерез хозяйке дома. Вряд ли разговор, который я собиралась завести, уложится в пять минут…

В половине одиннадцатого в Непонятный Дом приехала горничная из другой смены – Вера. Надев фирменный «уборочный костюм» и повязав голову платком, она оглядела меня и спросила:

– Работать сможешь?

– Смогу, – кивнула я. Любое занятие лучше тупого лежания на диване и самоедства.

– Тогда пошли. Что выбираешь – туалеты и ванную или комнаты Фроловны?

Мне было без разницы. Лишь бы руки занять.

Под руководством Веры я ознакомилась с работой «сложного прибора» – профессионального пылесоса – и покатила его в комнаты Капитолины Фроловны. Пугать кота и делать вид, что убираю со старанием.

Мощный моющий пылесос – для огромного дома действительно лучше один раз потратиться на современную технику, чем держать лишнюю поломойку, – гудел тихонько. Две пары глаз – кота и Зинаиды – следили за нашими с пылесосом передвижениями. Кот Нафанаил (для близких просто Фуня) норовил подцепить лапкой то шнур, то насадку, то мою тапку, Зинаида Сергеевна нарочито бдительно проверяла качество уборки по плинтусам.

Казалось, эти два жильца правого крыла дома по второму этажу получали от такого времяпрепровождения равнозначное удовольствие. Зинаида Сергеевна, всю жизнь получавшая приказы от других, с наслаждением давала указания сама: