Оксана Обухова - Фальшивая убийца

В этих высказываниях – весь Вася Бармалей. Смеяться над унижениями гадко, переживать за дураков и драчунов глупо. В кино мы ходили только на фильмы по фантастической тематике.

– Здесь все честно, – устраиваясь в кресле перед широкоформатным экраном, объяснял

Вася. – На афише, – или на обложке книги, если речь шла о романе, – написано «фантастика». То есть выдумка. Меня предупредили: не жди адекватности. Я расслабляюсь и получаю удовольствие.

За шесть лет учебы и последующей работы в столице Вася заматерел внешне, но внутренне остался тем же «ботаником». Наивным, восторженным и готовым подчиняться. (Надеюсь, только мне. Так как найдись любая другая девушка, ловко читающая по памяти Пастернака и Бодлера, Вася пойдет за ней, как телок, неизвестно куда, чисто рефлекторно – она похожа на Алису.)

Первым делом, попав в Бармалееву квартиру, я нанесла визит в ванную комнату. Помыть руки и полюбоваться прозрачным стаканчиком с единственной зубной щеткой. Полюбовалась и тут же успокоилась – мой духовно девственный друг мамзелью не обзавелся.

А даже если обзавелся, с головою не нырнул. Поскольку любая девица рядом с таким Васей моментально почувствует себя хозяйкой и заполнит свободное пространство: колготками на батарее, лаком для волос у зеркала, обезжиренным йогуртом в холодильнике (или тортиком, по выбору фигуры), вторым банным халатом на вешалке в ванной, тапочками тридцать восьмого размера возле тумбы в прихожей.

Одинокая зубная щетка в стаканчике просто вопила о Васиной запущенности. Нормальная девица, переночевав в этой квартире хотя бы два раза, на второе утро выбросила бы в мусорное ведро измочаленный предмет, на зубную щетку нисколько не похожий.

…Когда я вышла из ванной комнаты, увидела перед дверью Васю с пушистыми розовыми тапочками в руках.

– Вот, – сказал друг смущенно. – Тебе купил.

– Мерси. – Я покосилась на тапочки тридцать восьмого размера у тумбы. – А это чьи?

– Мамины, – коротко ответил друг.

Васину маму Татьяну Васильевну я знала прекрасно.

Суровая дама.

Первые четыре года пребывания в столице Вася жил у ее стародавней институтской подруги, хотя эти двухкомнатные апартаменты уже тогда стояли в евроремонте и в мебели с той же приставкой «евро». Татьяна Васильевна полагала, что сын без твердой женской руки, держащей кошелек и поварешку, пропадет в пучине мегаполиса. Останется голодным, заброшенным и грязным, попадет под дурное влияние, научится пить водку под соленый огурец и кильку в томатном соусе. Начнет курить марихуану и увлечется падшими женщинами.

Я с Татьяной Васильевной в принципе была согласна. Не по всем пунктам, разумеется, но относительно «голодным» и «заброшенным» поддерживала на все сто. Работая за компьютером, Вася мог сутками грызть засохшие батоны и запивать их водою из-под крана. Несколько раз, уезжая на курорты, Татьяна Васильевна приходила к нам домой, оставляла пачечку купюр и слезно умоляла:

– Алиса, пожалуйста, ходи в магазины. А то ведь с голоду умрет…

Я мудро покупала Ваське конфеты и мороженое – их он точно съесть не забудет, и для мозгов полезно, – супы и котлеты носила в баночках из собственной кухни. Остальное мы с Васькой славно прогуливали в кино и на аттракционах…

Окружающие понимали нашу дружбу вполне адекватно и не раз принимали за брата и сестру. У Васиных родителей я пользовалась полным доверием: серьезная отличница с двумя косицами, учительская дочь и вообще особа крайне положительная. Помню, как сколько-то лет назад, узнав о дружбе сына с девочкой, Татьяна Васильевна нанесла визит в наш дом. Картина до сих пор стоит перед глазами: высокорослая поджарая дама в каракулевом манто с опаской перешагивает порог. Она только что прошла через подъезд нашего старенького дома. Подъезд пах алкашами, трудновоспитуемыми подростками, расписавшимися на каждом куске не отвалившейся еще штукатурки, и гражданами, перепутавшими подъезд с общественным туалетом. Еще там пахло кошками, но это уже было несущественно.

Дама вошла в прихожую, оглянулась и улыбнулась: в нашей прихожей тесновато. Свободные места на стене и в углу занимают книжные шкафы и полки. Папа с трудом протиснулся, чтобы помочь гостье избавиться от шубы, провел ее в гостиную.

В квартире был легкий бардачок. Но не из-за пыли или разбросанной одежды. Везде стояли, лежали, валялись книги, журналы и газеты. Квартира просто вопила о честной интеллигентской бедности. Мама смущалась, поила гостью чаем с сушками, папа (в том же смущении) трепал густую гриву с проседью…

Дружбу отпрыска с девочкой из дома на соседней улице признали достойной. Обилие книг и периодики произвело на директрису мебельного магазина благоприятное впечатление.

Хотя… Не знаю, что там о себе думала Татьяна Васильевна, а мама относилась к ее манерам и манто с легкой иронией…

Правда, баночки с котлетами и супом для оставленного без пригляду отпрыска, несмотря на это, всегда с любовью оборачивала в два слоя газетной бумаги – дабы не остыли. Василия моя мамочка любила совершенно искренне. Его невозможно не любить. Огромный плюшевый медведь с шоколадными пуговицами глаз и улыбкой первоклассника.

Да и подкармливала я Васю совсем недолго. В выпускных классах за Васей уже приглядывала домработница. Родитель Бармалея как-то внезапно разбогател, построил дом за городом и перевез семью из городской квартиры в загородный особняк. Вася стал по меркам нашего провинциального городка завидным женихом. С дипломом лучшего столичного университета, московской пропиской и папой – владельцем полутора заводов. (Один заводик Дмитрий Викторович имел в единоличной собственности, второй содержал на паях с приятелем.) Мебельная мама построила себе фабричку по производству «итальянских гарнитуров» и тоже несла в дом копейку.

Василий относился к родительскому богатству с поразительным невниманием. Категорически отверг предложения поступать на экономическо-юридические факультеты и остался тем, кем был, – милым медведем с компьютерным уклоном.

Первые дни в Москве были похожи на тайное свидание. Теплый город конца мая отвечал взаимностью; гуляя по московским улицам, я не столько занималась поисками работы, сколько наслаждалась – прикосновением к столице. К площадям и переулкам, к гранитным набережным и церквям, похожим на пряничные домики, к фонтанам и зеленым паркам. Любимым местом стали окрестности Третьяковской галереи…

Июнь был робкой попыткой получить ответное признание.

Но меня отвергли. Пока не город. В славных московских газетах принимали резюме и сухо обещали: мы с вами свяжемся. Если что.