Алексей Самойлов - Аксиома подлости

– Маша, – произнесла Мэй первое русское слово, чем несказанно порадовала бомжиху:

– О, так ты по-русски говорить умеешь? Пошли со мной, я помогу тебе. Пошли! – и Валя взяла Мэй за локоть.

До центра добрались на троллейбусах. Валя прекрасно ориентировалась в маршрутах наземного транспорта. Мэй больше ничего не говорила, а бомжиха и не спрашивала, но внимательно следила за тем, чтобы её подопечная не сбежала.

На лавочках вокруг памятника Грибоедову отдыхали от жизни несколько человек неопределённых возраста и пола, но вполне определённого социального статуса. К одному из таковых и подошла Валя, приказав Мэй сесть немного поодаль и никуда не уходить.

– Славик! Блин, Славик, давай! – Валя затормошила субъекта, завёрнутого в серое пальтишко.

Аромат от него исходил непередаваемый. Пока Славик пытался принять вертикальное положение, Валя порылась в китайской клетчатой сумке, что стояла под лавкой, но ничего интересного или съедобного там не нарыла. Понимая, что в таком состоянии он ничего не воспримет, Валя пошукала по окрестностям и нашла рядом с урной бутылку водки с несколькими каплями на дне. Славик выпил, выкурил Валину папироску и мутным взором обвёл всё вокруг:

– Твою мать!

Бомжиха в двух словах изложила ему историю знакомства с Мэй, закончив собственными суждениями:

– Девка молодая, грудастая, мордастая. Можно чучмекам сдавать за хавку.

– Погодь, Валюха, – Славик встал, – где она, твоя шалава?

Вскоре перед Мэй предстали двое бомжей. Но она будто бы не замечала их, по-прежнему отсутствуя в этом мире. Славик мутным взором ощупал живую находку Вали и задумался.

Ранним утром на окраине Волоколамского кладбища, неподалёку от основных захоронений, появился свежий земляной холмик. От посторонних глаз его скрывала только-только ожившая по весне берёзовая рощица. Ни гранитной плиты, ни даже таблички с именем пока не было, но Илья знал, что это лишь временно. За хорошие деньги ему сделают и свидетельство о смерти, и памятник. Вот только похоронить сестру в соответствии со всеми подобающими ритуалами он не смог…

Остаток ночи он гнал свою машину, в багажнике которой лежало тело Ольги, завёрнутое в одеяло. По дороге остановился два раза, чтобы купить лопату и венок. Затем Илья рыл могилу – самостоятельно, благо, природа не обделила его физической силой. Затем перенёс тело сестры из багажника, аккуратно опустил в землю и долго надрывно плакал, не найдя в себе моральных сил засыпать могилу. Наконец, он возложил венок, встал на колени и, перекрестившись, произнёс:

– Да упокой Господь твою душу, сестрёнка…

Быть мужественным, оказывается, невыносимо тяжело. Тогда, много лет назад, когда рецидивист Проклов расстрелял их родителей, пятнадцатилетний Илюша пережил трагедию только благодаря сестре, необходимость заботы о которой вытеснила тяжкую боль от потери родных людей. Он пережил тогда ещё и потому, что помогал переживать это маленькой Оленьке. С тех пор Илья видел не одну чужую смерть. Погибали на разборках друзья, прыгали в бездну их любящие подруги, умирали от передоза приятели… Но для Ильи все эти смерти всё равно оставались чужими, а сейчас ему предстояло пережить СВОЮ смерть. Потому что никого ближе, роднее и любимее сестры у него никогда не было.

– Я клянусь тебе, Оля… – шептал Илья, стоя на коленях рядом с могилой, сквозь не прекращающие катиться слёзы, – я клянусь, что отомщу за тебя любой ценой. Ты ни в чём не виновата, моя родная, ты должна была жить, ты такая молодая и красивая… И ещё я клянусь тебе, что сделаю всё для того, чтобы вылечить нашего мальчишку. Ты жила надеждой на чудо, и Борька будет жить… Но Бог поможет нам… и ему тоже.

Всё. Больше никто никогда не увидит его слёз. Илью охватила дикая решимость действовать. Он вернулся к машине, бросил в багажник лопату. Конечно, пока ЭТА рана свежа и кровоточит, ему будет ещё очень тяжело. Но ощущение страшной, жестокой несправедливости, щемящее чувство незавершённости ГЛАВНОГО ДЕЛА всей его жизни вернут так нужные сейчас силы и волю.

Сообщать о смерти матери племяннику, за которым ухаживает няня с медицинским образованием, Илья пока не будет. Если вдруг позвонит няня, всегда можно соврать, что Ольга в Америке. Сейчас первостепенная задача – отыскать убийцу. Во-первых, может проявиться господин Мартынов, любящий папаша, способный в таком запущенном состоянии наломать много неадекватных дров. Переговоры с ним только начались, и шокированный суммой выкупа, Мартынов может заартачиться, подключить к делу милицию, ФСБ, каких-нибудь бандюков и ещё чёрте что наворотить. И тогда, а это во-вторых, на сцену выйдет Тунгус, который, собственно, обещал Асиным, что держит все нити этого странного дела в своих руках. Тут-то и выяснится, что заложница сбежала, а это означало провал.

Илья вырулил с кладбища, притормозил и выкинул лопату в кювет. Что же такого необъяснимого было для Ильи в этом деле? Да всё то же – пресловутый миллион баксов. Когда Тунгус первый раз назвал эту цифру, Илья решил, что полковник тронулся рассудком. Правда, спустя несколько дней, хорошенько обдумав приведённые аргументы, Илья, да и Ольга, нашли их не лишёнными здравого смысла. К тому же, соглашаться стоило только ради нужной им суммы, которая равнялась двумстам тысячам. «Попросим миллион – человек будет торговаться и пытаться убедить нас, что таких денег ему сроду не достать. Тогда мы пойдём на уступки и возьмём сколько есть. Но при этом будем помнить о минимальном пороге в двести тысяч». На эти слова Тунгуса Ольга, помнится, удивлённо возразила: «А как же вы? Вы что, не будете иметь с этого ни копейки?» «Ваша задача – чтобы я всё-таки имел, и как можно больше», – улыбнулся Тунгус.

Это была умная политика – политика разговора кредитора с должниками.

Николай Вакуров очень хорошо сохранился для своих двадцати девяти и вполне мог сойти за студента-третьекурсника какой-нибудь высшей учебной забегаловки. Не Сабонис, но и не карлик, не Шварценеггер, но и не Денни де Вито, не Леонардо ди Каприо, но и не Фредди Крюгер. В общем, некий усреднённый, но не лишённый привлекательности, тип молодого человека.

– Вот почему твой голос показался мне по телефону знакомым! – Вакуров протянул Наташе широкую ладонь.

– Однако, бывает! – улыбнулась она и поправила очки.

– Ты, небось, обиделась в «Агрегате» на нас? И убежала вслед за Машей, да? Я, между прочим, ей так и не позвонил.

Вакуров пока не знал, что Мэй оставила ему Наташин номер.

– Плюнули и растёрли. Я, в общем-то, случайно тебя нашла.

– Пойдём в домжур, посидим в кафе. Там нешумно и сейчас никого нет. Мы сможем спокойно обсудить наболевшие проблемы.