Лорен Эстелман - Шерлок Холмс и доктор Джекил

Несмотря на напускную весёлость Холмса, стоило лишь ему взяться за инструмент Страдивари, как его подлинные чувства вышли наружу: когда мой друг начал играть, это оказался вовсе не упомянутый концерт Чайковского, а «Похоронный марш» Шопена.

Из более чем двадцати лет, на протяжении которых я имел честь называться партнёром Шерлока Холмса, год 1884-й остаётся в моей памяти как главнейший в карьере человека, коего я считаю самой выдающейся личностью XIX века. Пока я был занят тем, что шлифовал отчёт о нашем первом совместном деле — я опубликовал его под несколько причудливым названием «Этюд в багровых тонах», — сыщик, бывший центральным персонажем этой повести, упрочивал свою репутацию, помогая множеству клиентов, и начинал уже приобретать в некотором роде статус знаменитости. То, что Холмс питал отвращение к славе и всем налагаемым ею обязательствам, к делу совершенно не относилось, ибо личность, наделённая подобными замечательными способностями и даром к их использованию, едва ли может избежать шумихи в обществе.

Но мы даже не догадывались, насколько распространилась слава Шерлока Холмса, пока однажды поздней осенью, возвращаясь с допроса уборщицы-кокни в связи с похищением на Манчестер-сквер, не заглянули в паб, дабы распить бутылочку портвейна и сопоставить записи. Это происходило вскорости после того, как Холмс разоблачил полковника Мортимера Эпвуда, [10] Это имя, возможно, позаимствовано автором из повести «Собака Баскервилей», где упоминается некий полковник Эпвуд, замешанный в карточном скандале в клубе «Патриций». в своё время служившего в Индии, как виновного в неудачном нападении в 1879 году на главную контору «Капитал энд Каунтиз Бэнк», в результате которого был убит старший кассир. Редкая газета не публиковала тогда отчёт о роли частного детектива в распутывании этого дела. Мы не просидели и пяти минут, как рядом за столом разместилась группа пьяных подёнщиков, понятия не имевших, кто был их соседями, и тут же принялась распевать песенку, которую я попытаюсь воспроизвести здесь, насколько мы её расслышали:

В песне было ещё несколько куплетов, но при упоминании своего имени Холмс вспыхнул, вскочил на ноги и, швырнув на стол горсть монеток, бросился к дверям. Мне пришлось бежать за ним следом.

На улице при виде убитого выражения на лице моего друга я не смог сдержаться и так и покатился со смеху. Поначалу он лишь хмуро косился на меня, но спустя некоторое время весь юмор ситуации дошёл и до него, и он позволил себе печально улыбнуться.

— Цена за славу утомительна, Уотсон, — сказал он. — Эта песенка, возможно, циркулирует по всем пивным Лондона. Если она достигнет ушей Скотленд-Ярда, не слыхать мне вовеки её окончания.

— Это крест, который вам предстоит научиться носить, — отозвался я, утирая слёзы. — Вы же не надеялись сохранять анонимность вечно.

— Должен признаться, что тешил себя подобной надеждой. Однако всё это ещё может обернуться во благо, если приведёт к новым приключениям. Всеми фибрами души ненавижу праздность.

— Будьте осторожнее, — предостерёг я его, — со времени вашего последнего отпуска прошёл уже почти год.

— Хоть бы и следующий столько же не начинался! — воскликнул он. — Действительно, Уотсон, Ноттингем оказался наихудшим местом отдыха для человека деятельного темперамента.

— Напротив, это было отличное место. Вы уже и забыли, что были на грани нервного истощения, когда мы уезжали?

— А вы забыли, насколько перед возвращением из отпуска я был близок к тому, чтобы лезть на стены нашего старомодного коттеджа? Когда же вы усвоите, что мой единственный отдых заключается в работе? Эге, да тут какое-то убийство!

Словно почуявшая след охотничья собака, Холмс навострил уши при виде мальчишки на углу, размахивавшего газетой и кричавшего:

— Убийство в Вестминстере! Рассказ свидетеля об убийстве прошлой ночью сэра Дэнверса Кэрью! Убийца опознан! Спасибо, сэр. — Мальчик убрал в карман полученную от Холмса монету и вручил ему экземпляр газеты.

— Послушайте-ка это, Уотсон! — объявил Холмс, когда юнец с зазывными криками побежал дальше. И прочёл следующее:

Лондонское общество потрясено внезапной и жестокой смертью сэра Дэнверса Кэрью, члена парламента, видного филантропа и приближённого к Букингемскому дворцу, во время прогулки прошлой ночью по левому берегу Темзы в Вестминстере. Полиция была вызвана на место происшествия в два часа ночи мисс Эвелин Уиллборо, служанкой мистера Джеффри Макфаддена с набережной Миллбанк, которая заявила, что из окна своей спальни видела, как совершилось преступление. Полиция обнаружила на дорожке изуродованное тело сэра Дэнверса, подвергшегося тяжким побоям, рядом с расколотой половиной трости, по заявлению служанки, и послужившей орудием убийства.

При допросе мисс Уиллборо — девушка, судя по всему, романтического склада — заявила, что около одиннадцати часов вечера перед отходом ко сну она сидела у окна и созерцала залитую лунным светом дорожку внизу, когда увидела случайную встречу сэра Дэнверса и другого мужчины, малорослого и неприятного на вид. Сэр Дэнверс, по её словам, поклонился и спокойно заговорил, судя по жестам, спрашивая о дороге, после чего другой мужчина, в котором она узнала мистера Хайда, в прошлом ведшего какие-то дела с её хозяином, без малейшего повода впал в ярость и нанёс сэру Дэнверсу ужасный удар тростью. Старый джентльмен упал, и прежде чем он смог подняться, упомянутый мистер Хайд наступил на него ногой и обрушил на него удары тяжёлой рукоятки своей трости. При виде этого служанка, согласно её словам, упала в обморок и не приходила в себя до двух часов ноги, когда, увидев, что сэр Дэнверс лежит неподвижно, а нападавший исчез, она вызвала полицию.

Хайда свидетельница описывает как низкорослого мужчину, почти карлика, с большой головой и грубыми чертами лица.

— Бог мой! — вскричал я. — Холмс, не думаете ли вы, что этот мистер Хайд и есть тот самый, который…

— Это может быть только он, — перебил меня детектив. В глазах его появился столь знакомый мне суровый блеск. — Описание весьма специфично. Я знал, что подобное произойдёт, Уотсон. Разве я не предупреждал Аттерсона, что, если он отстранит меня от дела, может быть загублена не одна жизнь? Меня удивляет лишь одно: что Хайду потребовалось столько времени, дабы раскрыть свою сущность. Подождите здесь, Уотсон.