Сергей Яковлев - Петля на зайца

Боб начал что-то глубокомысленно возражать Николаю Ивановичу.

Все-таки Коля немного недолюбливал Боба. Забавно — пожилой мужик, а дуется, как ребенок. Ревнует. Наверное, оттого, что Боб в схроне был гостем незваным.

— Ладно ссориться, профессионалы, — тоже шепотом, чтобы не вспугнуть ночную тишину леса, прервал я глубоко теоретический спор двух «профи».

— Повезло нам, что там никого не оказалось, не то еще неизвестно, что бы с нами сейчас было. Вернее, очень даже известно: хрен бы мы их отследили или подстрелили. Я уж не знаю, почему они Колю не засекли, когда он на них наткнулся, но ушли эти ребята чисто и за собой прибрались грамотно. Практически никаких следов не оставили. Там были очень опытные и осторожные люди: окурки сигаретные в мох засунули, практически ни одной соринки не оставили. Мы для них — босявки. Вот так…

Боб вздохнул и поправил ремень своего ППШ. Коля молча покачал головой, и по выражению лица было видно, что он не согласен со мной. Он, наверное, думал иначе и хотел «супостатов» в плен взять.

— Наверное, счастливый случай развел нас, — продолжил я, — и молиться надо, а не ругаться. А кстати, Николай Иванович, рюкзак твой где? Пошли, глянем. И чтобы ни звука! Понял, Боб? Не верю я что-то, что они далеко ушли. Не могли по времени.

Коля хорошо запомнил место последнего своего привала, и рюкзак возле кочки мы отыскали быстро. Сначала осмотрели его, так сказать, дистанционно. Пошевелили из-за ближайшего пня длинной палкой — не заминирован. Подошли, развязали, изучили содержимое — ничего необычного. Рюкзак как рюкзак, и все в нем на месте. Не знаю уж, чего мы ожидали обнаружить — мину-ловушку, или микропередатчик.

Коля поклялся, что рюкзак никто не трогал — как сбросил его на кочку у пня, так он и лежал. Да его, рюкзак то есть — старый задрипанный мешок зеленого цвета с кучей заплаток — и в упор не увидишь, если даже в двух метрах пройдешь. Коля-то быстро разыскал его только потому, что, похоже, в самом деле в этом лесу каждую кочку знает. Само-собой, нагрузиться рюкзаком пришлось мне, как самому безотказному и безропотному. Тяжеленький!

Вот так Николай Иванович на своем горбу и таскал из года в год все необходимое для своего схрона.

А все-таки, этот схрон его с подземными ходами, складом оружия — это немножко паранойя. Самую малость, градусов на десять, но фаза в Колиной голове определенно сдвинута.

— Ну все, возвращаемся в базу, — сказал я. — Тихосенько и осторожненько пошли назад, принюхиваясь и пригибаясь. Если они недалеко ушли, могут и засечь. Дома все обсудим. Коля идет первым, я — за ним, Боб — в трех метрах сзади. Метров сто идем — останавливаемся и слушаем. Голосом звуков до базы не издаем, в случае чего, для привлечения внимания пальцами щелкать, вот так, — я щелкнул пальцами. — Вперед, на мины!

Тишина над болотом стояла такая, что человеческую речь, наверное, можно было различить метров за триста. Несмотря на раннее утро — без десяти четыре — птицы не чирикали. В середине июня они всегда молчат. Сидят себе на гнездах тихо, птенцов высиживают. Позже, в июле-августе, опять разголосятся.

Мы, растянувшись цепочкой, шагали и шагали по чавкающему под ногами болоту. Останавливались, слушали и опять шагали. Ничего подозрительного не прослушивалось. Обычные лесные звуки. Писк одиночных ночных комаров, гул реактивного самолета, пролетавшего над нами тысячах на десяти. Я позавидовал пассажирам, дремлющим в мягких, удобных креслах…

В северной части неба, поднимаясь над горизонтом, вовсю полыхало неутомимое солнце. Опять будет жара. Наступал новый день, и мы пока были живы — что еще человеку надо!

Квартиру Витиной тещи не вычислили только потому, что некому было вычислять. Все трое вычислителей, прежних подручных Малькова-младшего, были случайно обнаружены нарядом милиции на Левашовском шоссе, в сожженном микроавтобусе, в виде обгорелых неопознанных трупов. Двое других, немыслимым образом погибли в автомобильной аварии в Веселом поселке: на большой скорости их машина влетела в строительный котлован. Сам Валерий Станиславович Мальков приходил в себя после изнурительных многочасовых бесед-допросов на одной из закрытых пригородных дач, прежде принадлежащих КГБ, а ныне — неизвестно кому.

Дачка, укрытая за высоким забором среди столетних сосен Карельского перешейка, была оборудована всем необходимым как для отдыха, так и для подобных бесед. Вышколенная прислуга, охрана, отличный стол. Все было как в прежние времена, словно ничего и не изменилось.

Допросы-беседы извели и вымотали Валеру до крайности, хотя паяльников, утюгов и даже веревочной петли и палки Александр Иванович к нему не применял. Нехорошо было Валере. И морально, и физически. Даже здесь, в отдалении, чувствовалось недовольство отца. Словно в ясный солнечный день на горизонте повисла тяжелая черная туча.

И этот Шурик — майор Омельченко — дубина стоеросовая, палач чертов, над душой постоянно висит, не дает покоя! Почти сутки непрерывно мучил, гад. Вопросы, вопросы, вопросы… Всю душу вытянул. Но, чувствовалось, вести такие беседы, а если точнее — допросы, мастер.

Как же он прокололся с этой кассетой?!

Полковник Бонч был хитрый жучара — «компры» в своем сейфе накопил вагон, на миллионы долларов, при умелом использовании. Игроком был старый. Осторожным игроком, однако доигрался…

Валера ни секунды не сомневался в том, что Бонча слили именно из-за этих документов. Кто-то из столичных боссов, из тех, что большими делами наверху вместе с папулей крутит, что-то пронюхал и… недолго музыка играла, недолго фраер танцевал! Может быть, сам папахен и провернул это сливание.

Голова у Валеры после многодневного запоя была тяжеловата, мысль постоянно словно бы стопорилась, но не настолько, чтобы не понять всей серьезности происходящего, и главное — своей вины в этом деле.

Отец, конечно, прав, в этом бизнесе все варианты необходимо просчитывать и любая самодеятельность может быть чревата. Может быть, а может и не быть…

Прав отец, но — лишь отчасти. Ведь, ни один нормальный человек мимо таких материалов не прошел бы. Все равно, что бумажник, набитый деньгами, не поднять.

Сейф у Бонча был неплохой, но очень уж старый. Зяма, один из Валериных помощников, в прежней своей доперестроечной жизни как раз и тянул срок за сейфы. Восемь лет — на зоне. Специалист. Медвежатник. Не такой, конечно, какие были в прежние годы, не легендарный «международник», но Васькин ящик он за десять минут распечатал и за три запечатал, как было. И все бончевские сигнальные прибабахи и старорежимные секретки нетронутыми оставил.

Вроде бы все так хорошо началось, а потом…