Леонид Влодавец - Душегубы

На этот раз ощущения неизбежности падения не было, даже в самом неприятном месте — на повороте, когда джип, управляемый Викой, огибая выступ леса, заметно соскользнул влево под действием центробежной силы и прокатил всего лишь двадцати сантиметрах от края обрыва.

Дальше ничего особо страшного не было. За исключением того, что просека, отвернув от обрыва, заизвивалась как змея и Вика вынуждена была то и дело крутить баранку вправо и влево, мотая своих пассажиров из стороны в сторону. Конечно, когда фары вырывали из темноты то одну стремительно надвигающуюся сосну, то другую, некий холодок прокатывался, но сердца у ребят, как прежде, не екали.

До опушки оставалось совсем немного, когда Вика вдруг резко затормозила. Впереди, метрах в десяти, не больше, прямо поперек дороги лежала здоровенная суковатая сосна. Само собой, несколько часов назад, когда Вика везла ребят на аэродром, ее тут не было.

Ни съехать с дороги — по дверцы бы увязли, ни развернуться было невозможно. Вика резко сдала назад. Тут же послышался скрипящий треск, посыпалась снежная пыль, красновато замерцавшая в отсветах стоп-сигналов джипа, и еще одна сосна тяжко рухнула в паре метров от заднего бампера.

— Засада! — вырвалось у Вани. Валерка тревожно глянул на Вику, которая выдернула из-под куртки небольшой пистолет.

Неясные тени стремительно вынеслись из лесной тьмы и в мгновение ока очутились у автомобиля. Лязгнули замки, дверцы распахнули чьи-то быстрые руки, а на ошеломленных Валерку и Ваню уставились автоматные стволы. Лиц нападавших видно не было — только рукава белых маскировочных курток, вязаные перчатки из белой шерсти да вороночки на пламегасителях «АКС-74у», в любую секунду готовых превратить в решето всех, кто сидел в машине. Ваню и Валерку аж заледенило и бросило в самую настоящую, неуемную, вовсе не метафорическую дрожь.

— Не дури, Таня! — произнес строгий голос из темноты. Вика, не шибко удивившись тому, что ее назвали другим именем, положила пистолет на сиденье справа от себя.

— Выходи, — распорядился тот же голос, — разговор есть…

— Ребят не трогайте, — попросила Вика, — у них оружия нет.

— Будут нормально себя вести — ничего не случится. Выходи!

Ваня и Валерка остались в машине, под дулами автоматов, а Вика вышла из джипа, заглушив мотор, и удалилась куда-то в темноту, увязая по колено в снегу.

Там, метрах в десяти от дороги, ее дожидался высокий мужчина в белой маскировочной куртке с откинутым капюшоном. Вязаная шапочка чеченского образца была надвинута по самые брови. В принципе, ее обладатель мог бы откатить ее и до шеи, закрыв все лицо.

— Здравствуй, — сказал он вполголоса.

— Живой, значит? — произнесла Вика. — И до сих пор не унялся?

— Не-а, — криво улыбнулся ее знакомый, — Я живее всех живых. Убивают, хоронят, давят, а я живой.

— Знаешь, я догадывалась, что ты появишься. Предчувствие было. А может, нюхом учуяла. По запаху…

— Ну да, естественно, я ж большевик, слуга сатаны, как разные ссучившиеся утверждают, значит должен серой пахнуть. Ты ведь теперь так думаешь, Танюшка? Небось, крестилась уже, а? В Боженьку поверила?

— Ты решил со мной о научном атеизме побеседовать, Сергей?

— Боже упаси! Сейчас не до этого. Практические вопросы заели. Острые и насущные. Например, такой: скурвилась Танька или запуталась только?

— Могу ответить только после того, как ты мне скажешь, кто ты теперь: честный дурак или умный бандит?

— Сразу скажу: ни то ни другое.

— Аналогично и я — ни то ни другое.

— Что-то не верится. Сколько мы не виделись?

— С августа девяносто четвертого.

— Прилично. И все это время под крылом Сергея Сергеевича?

— Других крыльев не было, компаньеро Умберто. Ваш труп, как мне стало известно, обнаружили в городе Грозном, на подступах к бывшему обкому, с зеленой повязкой на голове. В ислам, что ли, перекрестился?

— Так точно. Видишь, Аллах с того света обратно завернул!

— И позывной «Чижик», естественно, не твой?

— Это позывной того дурака, который думал, будто можно повернуть всю эту свалку в нужном направлении.

— А я-то думала, будто это позывной того гада, который своих русских пацанишек в танках жег…

— Не царапай, не разозлишь. Русский — нерусский… А власовцы кто? Для меня эта тряпка в три полоски — вражеский флаг. В тех, кто под ним идет или на рукав его пришил, я стреляю.

— Куда ты полез? Куда? — с болью пробормотала Таня-Вика.

— Я тебе сказал: дурак был Чижик, дурак круглый. Но честный.

— Ты это мамашам пацанов расскажи, «честный»…

— Ладно, это все лирика. Ты лучше скажи, отчего ты, такая истая и честная, поперлась к Чудо-юду?

— Я не поперлась, он меня под уколом вывез. Я только в Центре очухалась.

— Однако теперь ты здесь, и на беспривязном содержании.

— Ты думаешь, что всякую веревочку видно? Я по ниточке хожу, мне шажка в сторону сделать нельзя. Забыл, что ли?

— Нет, слава Богу, не забыл. Блокировка работает. Они нас не слышат.

— Если Сергей Сергеевич поверил в то, что ты отправился Аллаху, то может быть и нет.

— А ты-то поверила?

— Мне было на это наплевать. Ты мне никто. Ты не Толяй, не Андрюха, даже не Димка Баринов. Димка хоть под конец себя повел как человек.

— Это не он себя повел, это я его повел… Правда, не учёл кое-что.

— Можешь не рассказывать. В самолете никакой мины не было, при нажатии на кнопку срабатывал только люк, в который Димка с Ленкой выпрыгнули в тандеме. Без лодки, над океаном, в трехстах милях от ближайшего берега. Он точно погиб?

— У меня его нет. Это могу сказать точно. Если б он где-нибудь объявился, то вся эта возня, которая здесь затевается, стала бы ненужной.

— Здесь много чего затевается, между прочим. Ты в курсе?

— Я знаю. Сейчас мне эта мышиная возня на руку. Хочешь мне помогать?

— В Чечне не вышло, хочешь здесь попробовать? Не надоело?

— Нет, пока не угробили — не надоест. Ты не ответила: будешь помогать?

— Смотря в чем. Заваруху и резню не поддержу.

— А против Чудо-юда поможешь?

— Если ты не на его место метишь, попробую помочь.

— Серьезно?

— Тебе честное комсомольское дать или так поверишь?

— Могу и так, хотя, как я знаю, ты даже в КПСС состояла.

— Но не в НКПР.

— НКПР, извини за грубость, звездой накрылась. Есть группа — «Смерть буржуазии!», и в ней, считая меня, — шесть человек, Военную тайну доверяю!

— Врешь. То, что у тебя было два года назад, так просто не рассасывается.

— Это было не у меня, запомни раз и навсегда. И если это сейчас есть, то я не имею к нему никакого отношения.

— Ладно. Если хочешь, чтоб я помогала, побыстрее о сути дела.

— То, что у вас в «Белой куропатке» появились знакомые лица, ты в курсе?