Артур Жейнов - Пилюля

Он подошел к аквариуму, взял пакет с кормом, не спеша высыпал его содержимое в воду и постучал пальцем по стеклу .

Еще хотел рассказать о том, что Кастро сбежал, но вовремя остановился. «Они накосячили – пусть оправдываются. Меня там не было, я не при делах. Брякну, как всегда, крайним сделают».

Рэм заметил, что двое телохранителей Сяо отправились в туалет, и, недолго думая, пошел следом. Через пять минут Фил помогал ему смывать с рук кровь.

– Обоих? – спрашивал Фил, опуская канистру все ниже.

– Лей сильнее. Вот так. Обоих-обоих. Пусть позлится желтенький.

– Кого берем с собой?

– В Мексику не летим, – удивил Рэм.

– Как это?

– Мы здесь не закончили.

– Шеф, Сафронов получил, что хотел, – напомнил Фил. – Расщедрился на отступные. Дело закрыто.

Рэм взял полотенце, принялся вытирать руки. Перед тем как отдать, развернул полотенце перед собой. Широко раскрыв глаза, с махрового полотна ему улыбалась обнаженная шатенка. Знакомое лицо. Кажется, одна из любовниц Сафронова.

– Откуда? – спросил у смущенного Фила.

Тот махнул в сторону дома.

– В сауну заглянул. Там таких еще много.

Рэм бросил полотенце Филу под ноги.

– Отнеси, где взял.

– Хорошо, – ответил помощник, поднял полотенце и спрятал за спиной.

– Верни! – требовательно повторил шеф.

Фил расстроенно кивнул.

Рэм забрал у него свой плащ.

– Мы тут немного задержимся, – сказал, просовывая руки в узкие рукава, и улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. – Злой мальчик не все отдал. Копию оставил. Пожадничал.

– Оставил? – удивился Фил. – Сафронов знает?

Рэм приставил указательный палец к носу.

– Чшшш…

Павел Игоревич сегодня не завтракал и не обедал. В знак солидарности никто из лаборантов не ушел на перерыв. Время начало обратный отсчет. Важна была каждая минута. Сергей принес профессору чай, но напиток остался нетронутым. Держа скальпель в левой руке, Игоревич копался в мышиных мозгах, правой настраивал фокус в микроскопе. Правым глазом через линзу выискивал аномалии в образцах крови, левым просматривал волокна лобной доли. Сергей каждые пятнадцать минут приносил новые образцы и беспристрастно констатировал: «Еще одна сдохла».

– Новых идей не появилось? – спрашивал профессор и, не дожидаясь ответа, добавлял: – Чего тогда столбишь? Если бы Аристотель был таким ленивым, земля так и осталась бы плоской. Иди ищи, ищи!

Игоревич уснул за столом. Не прошло и пяти минут, как его разбудили, громко крикнув в ухо: «Доброе утро!»

Он вздрогнул и, тараща сонные глаза, удивленно уставился на циферблат. Большая и маленькая стрелки соединились на цифре двенадцать. Полночь.

Кто-то положил ему руку на плечо. Ученый обернулся, но человек, оказывается, стоял с другой стороны. Повернул лицо в другую сторону.

– Не спится, профессор? – глядя в упор и широко улыбаясь, спросил незнакомец.

– Вы?! – вскрикнул ученый и отшатнулся, узнав человека, с чьим появлением его жизнь превратилась в кошмар.

– Угадали, профессор.

– Пришли…

– И тут в точку. Поразительная наблюдательность, – сказал мужчина. Заметив сваленные в кучу трупики препарированных мышей, брезгливо поморщился: – У вас странное хобби, профессор. Плохое настроение?

Ученый стряхнул головой. Сон полностью улетучился.

– Зато у вас, смотрю, хорошее. Убежали, значит?

– Ушел.

Игоревич взглянул на часы.

– Пришел в себя в одиннадцать – так?

– Вот это, я понимаю, проницательность.

– Рита в это же время, так что никакой проницательности.

Кастро сел на край стола.

– Ну, как там старушка? Про меня что-нибудь хорошее говорила?

– Вечером улетела… куда-то в Азию. Что у вас там произошло? Мне надо было поговорить с Ритой, а она улетела… – Ученый вздохнул. – Это очень плохо, что она улетела… Очень плохо.

– В Азию, – усмехнулся Кубинец. – А я проснулся – холодно. Голодный, как сволочь, а он бутылку об стену… В голове как зазвенит…

– Какую бутылку?

– По улице иду, трясет всего, шатаюсь, какие-то куры мерещатся. Руки слабо чувствую, запахи, духи какие-то… С чего бы это, думаю. Вот сейчас – ладони сухие, а будто под краном держу. Знаешь, что это?

– Что?

– Я только теперь понял. Это она руки моет. Чувствую, понимаешь? И его я чувствую. В плохую историю ты меня втянул, волшебный старичок. Что мне сделать, – три добрых дела и стану прежним? Ковыляю, о бордюры запинаюсь и думаю: так дело не пойдет. Загляну, думаю, отвинчу этому Доуэлю голову, о шкаф тяпну, может, обнадежит чем, а?

– Тебя никто не звал, сам влез в эксперимент! – выкрикнул ученый. – Говорил тебе – пожалеешь. А теперь что?! А теперь я не знаю, что! – Профессор поднялся со стула и стал ходить из угла в угол. Кастро взял со стола стакан холодного чаю, отпил половину, скрестил руки на груди и молча стал наблюдать за Павлом Игоревичем.

– Озноб пройдет, и силы вернутся, – задумчиво произнес ученый. – А потом… потом… – он замолчал на несколько секунд. – Мы месяц думаем только о том, как разделить три сознания. Вообще не спим. Соединять научились, а обратно разделять… А тут еще эта молния… Будь проклят Зевс и все его олимпийское отродье! Все это так не ко времени. Как я устал!.. У меня нет идей. Совсем нет! Если бы я мог спать, как Менделеев, может, тоже что-нибудь бы придумал. Но у меня нет времени на сон! Нет времени! На данную минуту провели триста четыре эксперимента… на мышках… – профессор подошел к столу, поднял за хвост изрезанное скальпелем тельце. – Мышки у нас, видишь?

Кастро задумался.

– Не понял.

Профессор вернулся на свой стул, забрал у Кубинца чай, выпил и крякнул.

– Чего непонятного? Пихаем три сознания в одно тело – отлично. Разъединяем – отлично! А через две недели – амба! – профессор хлопнул ладонью по столу. – Дохнут, понимаешь? Дохнут!!!

Кастро как-то по-новому посмотрел на кучу изрезанных грызунов и поморщился.

– Все умерли? Но с людьми ведь не так?

Профессор уронил голову на руки.

– Не все. Если давать препарат, из трех умирает одна. Было хуже. Сто последних экспериментов – девяносто восемь трупов. В двухсотой и двести седьмой тройке выжили все. Почему, а? У меня нет идей! Нет идей… – он захныкал, как ребенок, а затем встрепенулся. – Нужна свежая мысль. – Первое, что приходит в голову! Ну, скажи что-нибудь! Ну!

Кастро растерялся, развел руками и брякнул:

– Адреналин?

– Что? При чем здесь адреналин? Ну, при чем здесь адреналин?! – заорал профессор. – Идиот! Бездарность! Ты хоть как-то представляешь структуру сознания? Адреналин! Дурак ты! Иди отсюда!