Андрей Курков - Последняя любовь президента

Я кивнул на прощанье. И Мире, и ее маме. И поехал на работу. Утром я успел позвонить Жоре Степановичу. Сказал, что решаю квартирный вопрос.

– Решишь – придешь! – сказал он спокойно.

Вопрос не решился, но на работу надо было ехать. По крайней мере, там у меня был маленький, но вполне европейский офис с телефоном на столе. Там я себя ощущал значительным да и просто взрослым мужчиной, с которым только Вера обходилась пренебрежительно. Но и это пройдет, когда я решу свой квартирный вопрос и съезжу в тот магазин. Тем более, что и его адрес, и название были мне теперь известны.

Киев. Декабрь 2004 года.

Странно, когда человек лечится, у него ни с того ни с сего возникает предчувствие лучшей жизни. Я это на протяжении многих лет замечал у знакомых, даже у тех, у кого лечение закончилось летальным исходом. И вот теперь переживал этот синдром сам.

– Ты чего такой радостный? – спросила меня Светлана, когда я вернулся домой.

Спросила подозрительным голосом и сопроводила вопрос таким же взглядом. Я не знаю, о чем она подумала. Но тут же прозвучал ее следующий вопрос:

– Ты что, уходишь куда-то сегодня вечером?

– Нет, – ответил я. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так, думала, что ты что-то предвкушаешь…

Ну вот, оказывается, мой синдром можно прочитать и по выражению моего лица. «Предвкушаю, предвкушаю», – подумал я, снимая длинное пальто, разуваясь и кося взглядом на все еще озадаченную Светлану, замершую тут же, в холле. Она, видимо, шла на кухню и остановилась, услышав щелчок замка. На ней был тигровый махровый халат и пушистые тапочки.

– А ты сегодня кого-то ждешь? – поинтересовался я, намекая на Жанну.

Больше к нам, точнее к ней, до сих пор никто не приходил. А ради Жанны можно было не заботиться о своем внешнем виде. Я уже привык к тому, что я не являюсь поводом или, точнее, стимулом для того, чтобы сходить в парикмахерскую и к косметологу.

Впрочем, ехидство моих размышлений стихло, когда я вспомнил, ради чего я «лечусь».

Я подошел к Светлане, обнял ее. Она тут же обмякла, склонила голову мне на плечо. Вот-вот заплачет.

– Скоро Новый год, – прошептал я.

Она как бы кивнула, надавив лбом дважды на мое плечо. Потом подняла лицо, ладонью сдвинула упавшую на лоб прядь волос.

– Я не хочу отмечать, – прошептала она.

– Не хочешь – не будем, – согласился я.

Этим вечером она рано легла спать. А я сидел на кухне. Пил чай и вспоминал разговор с молодым специалистом из клиники микроочистки крови. Он долго изучал мои анализы, прежде чем заговорить. Но когда заговорил, то слушать его, в отличие от старого витиеватого профессора, было интересно.

– Это действительно редкая генетическая патология, – говорил он. – Чаще она проявляется через психику, но иногда, как у вас, через сперму.

При этих словах я сразу вспомнил братца Диму и его здоровую девочку. Точно! Совершенно здоровая сперма и больная голова. После этого все, что говорил врач, вызывало у меня полное доверие.

– Процесс микроочистки очень дорогой, – сразу сообщил он мне. – Процент успеха высокий, около девяноста процентов. Похожего случая у меня еще не было, но здоровые сперматозоиды я уже отделял от больных для последующего искусственного оплодотворения. От вас для гарантии успеха потребуется три отдельных эякуляции.

– Чего? – не понял я.

– Три раза кончить в разную посуду или в три разных презерватива и положить сперму в холодильник. Но в течение суток она должна быть здесь. Потом – уже моя забота.

– Но сколько это будет стоить?

– Тысяч двенадцать долларов.

Сумма не вызвала у меня возражений. И я, получив от специалиста на прощанье обнадеживающий взгляд, ушел.

И приехал домой в замечательном расположении духа. Я ехал и радовался, что не показал письмо из швейцарской клиники Светлане. Теперь было понятно, что во всем была виновата моя редкая патология, но не признаваться же ей в этом сейчас. Я исправлюсь! Я подготовлю свои лучшие, стерильные силы для новой попытки, которая обязана завершиться веселыми детскими криками в нашем доме. Такой вот вечер получился. А Новый год можно и не праздновать. Можно просто подождать, пока он наступит, и тут же начать готовиться к новой жизни.

Карпаты. Январь 2016 года.

Прошло несколько дней, и состояние мое улучшилось. Только тяжесть бронежилета создавала конкретные неудобства.

В палате поставили рабочий стол, два кресла. По моей просьбе на стенах повесили большие цветные фотографии «видов из окон». В этой комнате могло быть два окна, и теперь я точно знал, что́ из них было бы видно. Красивый заснеженный карпатский пейзаж.

Новости мне приносили распечатанными на принтере. Ситуация в стране после объявления о моей отставке и о внеочередных президентских выборах стабилизировалась. Инициативные группы прекратили сбор подписей за импичмент. Казимир растерялся и опять летал в Москву. Вот бы узнать, с кем он там советуется! Лидер коммунистов объявил очередную войну олигархам и призвал народ вернуть в страну социальную справедливость и привычный порядок. Центральный Избирательный Комитет объявил о начале регистрации кандидатов в президенты. Первой от неизвестной Партии Жителей Предместий зарегистрировалась некая дама по фамилии Акорытенко. На мой вопрос об этой даме Светлов махнул рукой и криво усмехнулся. «Это вроде дрезины, которую пускают перед бронепоездом. Проверка на мины», – сказал он.

Про меня вроде бы забыли. Видимо, для людей моя отставка равнялась моей смерти. Размышления на эту тему привели меня к печальному, горькому выводу: страна по мне не скучает. Мое отсутствие, а точнее, мой уход никого не обеспокоил. Народ спокойно выжидал, вернее, пассивно и лениво наблюдал за происходящим.

«Ну что ж, – подумал я. – Это и есть приговор власти. Точнее – будущий приговор народу. Если ко мне они были безразличны, то уж к Казимиру, если он станет президентом, воспылают ненавистью. Я народ не прижимал. Я ему не мешал. А чем займется Казимир, можно только догадываться. Прежде всего выбиванием долгов за электричество. И из народа, и из казны…»

Львович пришел через полчаса. Принес поднос с едой и чай. Извинился за простоту кухни.

– Готовит тюремный повар, но он ведь не знает, для кого готовит, – сообщил Львович и виновато пожал плечами. – Светлов в Киеве. Завтра вернется. Обещал новости.

Как ни странно, но салат «оливье» и слипшиеся макароны, политые горячим томатным соусом, мне понравились. Даже чай, от которого пахнуло осенним сеном, пришелся по душе.

– А Майю кто-нибудь ищет? – спросил я Львовича.

– Ищут, – кивнул он.

– А диван нашли?

Львович тяжело вздохнул.