Андрей Курков - Последняя любовь президента

– Можно убрать? – спрашивает у нее кажется-Зоя, опустив взгляд на нетронутую тарелку с заливным осетром.

Майя Владимировна кивает.

Я дожевываю своего осетра, щедро политого японским кисловатым хреном. Майя Владимировна подносит к губам бокал «Шардоне».

– Скажи, – я фокусирую свой взгляд на ее глазах, – а с чего все это началось?

Она не понимает. Она хочет уточнить.

– Кто тебе предложил? Ну, чтобы взять сердце для моей операции.

На ее лице сожаление.

– Давай не будем об этом. Во-первых, я подписывалась и обещала никому ничего не говорить. Во-вторых, мне неприятно об этом говорить. Понимаешь?

Она замечательно оделась для этого ужина. Черные колготки, платье, сверху формальное, классическое, снизу резко и неровно обрезанное, почти открывающее бедро. Такой же черный, но немного поблескивающий поясок, подчеркивающий талию. Платиновые, изящные серьги и прическа в стиле тридцатых годов, с двумя завитками, вырывающимися из-под ушек вперед.

Я перед ней в долгу. Я ей все-таки обязан жизнью. Точнее – сердцем. Мне надо быть приветливее, несмотря на мой скверный характер и на то, что само новое сердце стало для меня неприятным сюрпризом. Я ведь никогда не был груб и сух с женщинами, особенно с привлекательными.

«Она привлекательная?» – задумываюсь я.

– Хорошие духи, – произношу негромко.

Майя удивлена. Я не понимаю ее удивления. Я веду носом. Я четко ощущаю запах хороших духов.

– Я сегодня «а-ля натюрель», – шепотом поясняет Майя Владимировна. И снова отпивает белого вина.

Кажется-Зоя ставит перед ней большое белое блюдо. На нем запеченная телячья печенка, нарезанная соломкой, и овощной террин.

Запах духов, понравившихся мне, усиливается. Это девчонка. Это ее духи. Что ж, хороший выбор. Я провожаю кажется-Зою уважительным взглядом. Потом возвращаю взгляд на Майю Владимировну.

– Скажите, вы его любили? – спрашиваю я.

– Нет, – спокойно отвечает она. – Он меня любил. Какое-то время перед свадьбой. Я поэтому и согласилась. Лучше, когда тебя любят безответно, чем самой безответно любить.

– А взаимность?

– Взаимность играть легче всего. А ты кого-нибудь любил?

– Мне почти пятьдесят пять, – вздыхаю я с улыбкой на лице. – Конечно, любил. Искренне и страстно.

– С полной взаимностью? – спрашивает она, и я слышу в ее голосе плохо скрываемую иронию.

– Вчера я бы сказал «Да!», но сейчас можно позволить себе и засомневаться. По крайней мере, в поздних «лав сториз».

– Говорят, у мужчины бывает только две взаимные любви в жизни. Первая и последняя. – Ее глаза многозначительно сверкнули при этих словах.

– У меня не было первой любви. – Я откидываюсь на спинку стула, опускаю только что поднятую вилку. – У меня был первый сексуальный опыт.

– Жизнь не ко всем бывает добра. – Майя Владимировна огорченно, словно сочувствуя, покачивает головой.

– Послушайте… Послушай. – Я опускаю взгляд с ее глаз на ее губы. Понимаю, что и они сегодня «а-ля натюрель», без помады. – Я не такой плохой, как можно подумать. Если покопаться в моей голове, то все мои, скажем так, отрицательные реакции на тебя имеют чисто психологическую причину. Да и вообще, любой человек, делающий карьеру на госслужбе, отходит все дальше и дальше от нормы, понимаешь? Я уже давно не нормальный, потому что я – президент. А наш президент не может быть нормальным. У нас такая национальная особенность. Нормального не выберут. Он слишком прост, глуп, наивен и добр.

Губки Майи Владимировны приотворяются, будто вот-вот произнесут звук «О».

– Вы меня удивляете, – говорит она. – Что это у вас сегодня – день неожиданной искренности?

– Майя, давайте определимся окончательно: мы на «ты» или на «вы»?

– Я думаю, что если вы продолжите в том же духе, то можно окончательно переходить на «ты».

Появляется кажется-Зоя, уносит бокалы из-под белого и наливает в другие бокалы красного вина.

– Мне кажется, – провожая взглядом девочку, говорит Майя Владимировна, – ты пережил какой-то стресс. Только этим я бы объяснила твою сегодняшнюю искренность. И если б я была твоей женой, я бы послала за врачом.

– За психиатром?

– Нет, я неправильно выразилась. Я бы послала не за врачом, а за консультантом…

– Ты знаешь, у меня есть консультант по стрессу. – Мои губы расплавляет глупая, немного усталая улыбка. – После его последней консультации у меня две недели болели ладони. Но сейчас я никакого стресса не испытываю. Честно. Кстати, у меня, оказывается, есть и консультант по семейной жизни, и это при полном отсутствии семейной жизни! Угадай с одного раза: кто?

– Мой брат, – спокойно произносит она.

– Случайное совпадение?

– Нет, таких случайных совпадений не бывает. – Она виновато пожимает плечиками. – Но я здесь ни при чем. Мы с братом не дружим. Он не любил моего мужа, а я терпеть не могла всю его компанию. Половина его друзей и однокурсников служит у тебя в администрации.

– Хватит! – Я поднимаю правую ладонь и показываю ее Майе Владимировне, словно жду от нее чтения и толкования линий моей судьбы. – Не надо об этих людях. Для меня они все – случайные встречные. Чем больше я о них узнаю, тем чаще меня одолевает депрессия.

– Тогда нам надо чаще видеться, – шепчет Майя Владимировна. – Разговоры по душам отбирают повод у депрессии!

Я задумываюсь. Моя нынешняя словоохотливость меня самого пугает. Да, прорвало меня сегодня из-за чувства вины или долга по отношению к Майе, но все мои порывы временны. Что будет, если при следующей встрече я ей нахамлю? Мне вдруг становится ее жалко. И она прочитывает эту жалость в моих глазах.

– Проводку тебе починят, – говорю я неожиданно. – Она ведь сгорела?

– Уже починили.

– Мне как раз странный сон снился, когда у тебя она задымилась. Твоя комната ведь за стенкой моей спальни. Снился стук.

– Это я стучала, – кивнула Майя. – Сначала стучала в дверь, но никто не открыл. Меня же на ночь закрывают снаружи, чтобы я не выходила. Сказали, что датчики движения могут включить сирену.

– Кто закрывает?

– Не знаю. Это решение Николая Львовича.

– Интересно. Значит, ты стучала, звала на помощь, а тебе никто не открыл.

– Да, но мне Николай Львович потом сказал: в этом доме нельзя звать на помощь. Это единственный дом в стране, где все и так под контролем. Ничего плохого просто не может произойти.

Я задумался. Как много еще тайн прячет от меня этот дом, моя официальная резиденция?

Кажется-Зоя снова появляется, но в этот раз она опускает передо мной конвертик. Внутри карточка-записка: «Сергей Павлович, можете отправлять ее. Ее время истекло. Доброй ночи. Николай Львович».

Я оглядываюсь по сторонам, прислушиваюсь. Тихо и по-особенному покойно. Где же он прячется?