Оксана Обухова - Рефлекс убийцы

В гостиную зашел Алеша и незаметно сделал бабе Наде круглые глаза, намекая выйти.

Надежда Прохоровна тихонько встала с дивана, мол, пойду чайку поставлю, зевая, сказала Софе и выскользнула за дверь.

Алеша поманил ее дальше в свою с Настенькой спальню. Провел бабушку в комнату, плотно закрыл дверь — у бабушки от такой секретности брови наверх уползли, сказал почти шепотом:

— Звонил Дулин. Просил вас вставить обратно в мобильный телефон батарейку, — и многозначительно выпучил глаза. Сделал паузу.

— Поня-а-атно, — задумчиво прошептала баба Надя. — Подслушивать меня, Алеша, начали?

— Да, — впервые четко, зная о том, что происходит вокруг, ответил Бубенцов. — Владимир Николаевич попросил еще вам передать: как только вставите батарейку, побормочите что-то о поломке телефона, который якобы только что починили. Понятно?

— Да.

— Потом скажите, что перестали болеть, почти выздоровели…

— Сразу тоже, что ль, сказать? — попадая под таинственно напряженный тон старшего лейтенанта, поинтересовалась баба Надя.

— Нет. Дулин сказал — так, между делом на нездоровье посетуйте. Мол, болела, но уже поправилась. Ни о каких делах, связанных с расследованием, ни гугу. Забыли. Ясно?

Надежда Прохоровна допятилась до краешка широкой постели молодых, села на уголок…

— Алеш… а что… выяснить, кто меня подслушивает, и поймать его за руку нельзя?

— Не знаю, Надежда Прохоровна, — чистосердечно признался новоиспеченный оперативник. — Может быть, нельзя. Может быть, у Дулина какие-то основания так поступать есть… Но вирус в ваш мобильник уже пытаются пропихнуть. Это Владимир Николаевич ясно сказал: «Никаких разговоров о деле, как только вставите батарейку в телефон».

— Господи, Твоя воля, — прошептала баба Надя. — Что делается-то, а, Алеша?! Чего ж они этого преступника поймать-то не могут?!

Огромный черный силуэт, скрывающийся за углом дома, донимал воображение пожилой любительницы мордобойных сериалов и не давал покоя. Баба Надя уже была не рада, что залезла в такую круто заваренную кашу, вляпалась , как говорил Алеша. Встряла.

По телевизору смотреть на приключения молодцеватых сыщиков и крепкоголовых спецназовцев — одно. Они руками-ногами ловко машут, от пуль уворачиваются…

Другое дело, когда тебе за семьдесят, колено ноет, позвоночник на всякий чих отзывается, и все происходит совсем не на экране, а очень даже наяву.

Совсем другое дело. Родная шкура ужас чувствует, твое лицо испариной покрыто…

Алеша сел возле бабушки, положил теплую руку на скукоженное плечо, шепнул:

— Я рядом, баба Надя. Я — тут.

— Я знаю, Алеша, знаю.

— Страшно?

— А ты как думаешь?

Оперативник не ответил. Только плечо длинными сильными пальцами покрепче сжал.

Вот ведь жизнь-зараза. Зачем груздем называться, если в кузов лезть не хочешь?!

Утром, часов в одиннадцать, Надежда Прохоровна мыла на кухне посуду. Софья Тихоновна курицу для бульона на огонь поставила, пену снимала.

Зашел Алеша. Нашел глазами бабы-Надин мобильный телефон на столике и громко сказал:

— Софья Тихоновна, вам из домоуправления звонили. Просили пенсионное удостоверение принести. Какой-то у них к вам вопрос есть.

— Ох, — сказала Софа. Очень супруга профессора Савельева не любила с официальными лицами в их кабинетах общаться, бумажки разбирать. — Только мое удостоверение просили?

— Да. Что-то они там с льготами мудрят, переоформляют. Просили прямо сейчас зайти.

Софья Тихоновна убавила газ под кастрюлей, положила на блюдце шумовку.

— Присмотришь за бульоном, Надя? — сказала, снимая фартук.

— Присмотрю, — кивнула баба Надя.

А у самой душа тихонько к пяткам скатилась.

Не зря Алеша такой таинственный пришел. Задумал что-то, и, скорее всего, не сам. Дудинская рука во всем чувствуется, убирают Софу из дома.

Алеша подошел поближе, нажал на бабы-Надину руку, собирающуюся выключить воду над раковиной, прошептал одними губами: «Пусть шумит».

Сам, все так же придерживая мокрую бабушкину руку, вывел ее из кухни, завел в гостиную и плотно прикрыл за собой дверь.

Серьезен был старлей невероятно.

Даже бледен.

На заострившихся скулах натянулась кожа, глаза мерцали суровыми оловянными пуговицами, баба Надя даже струхнула. Но объяснений непоняткам молча ждала.

— Звонил Владимир Николаевич. — Голос нового оперативника шелестел сухо и безэмоционально, как страницы протокола. Мурашки вызывал. — Просил вас прийти в районную поликлинику, там с вами хотят встретиться.

— Со мной? Зачем?

— Поговорить. Сюда этот человек прийти не может.

— Почему?!

— Владимир Николаевич не объяснял. Сказал только, что нам делать.

Бабушка Губкина машинально обтерла все еще влажные руки о фартук, кивнула.

— Мы с вами, баба Надя, — старлей талдычил заученно, как пономарь, — вместе выходим из дому. Кратчайшей дорогой через дворы идем в поликлинику. О деле не говорим, болтаем о чепухе: к примеру, погода, цены в магазинах, последние новости. Мобильный телефон вы кладете в карман пальто, которое позже сдаете вместе с телефоном в гардероб. Нас будут ждать в кабинете главврача, если в маршруте следования что-то изменится, об этом мне сообщат отдельно.

До смешного серьезный старший лейтенант показательно ткнул себя пальцем в ушную раковину, баба Надя вытянула шею, пригляделась — в слуховом проходе Алеши застряла незаметная бежевая горошина неправильной формы.

И почему-то эта горошина нагнала на бабу Надю такой жути, словно в ухе Бубенцова не «гарнитура» торчала, а застрявшая разрывная пуля.

Надежда Прохоровна сглотнула и мотнула головой. Готова, мол, к труду и обороне. Спаси нас. Господи.

Алеша пристально посмотрел на готовую ко всему бабушку, спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Это тебя Дулин попросил узнать или сам беспокоишься? — не удержалась от колкости бабушка.

Алеша смутился, но по ответу понял: язвит, значит, в порядке.

Сконфузился еще больше (даже «нашпигованное» ухо заалело) и крякнул:

— Тут… пока вы посуду мыли, вам одну штуковину принесли… — просунул руку в щель между шкафом и выступом стены. — Вот.

В руке старлей держал натуральный бронежилет. Потоньше, правда, чем по телевизору показывают, но догадаться можно.

Мало бабе Наде «гарнитуры» в чужом ухе, жилеткой парни ее, видать, совсем доконать решили.

Надежда Прохоровна выпучила глаза, вызверилась на воспитанника стопроцентной мегерой…

— Это что?!?!

— Это — вам. Дулин просил надеть, не упрямиться.

— Да вы что там, с ума все посходили?! — зашипела баба Надя. — Зачем мне эта дура?!

— Надежда Прохоровна, надо. — Алеша продолжал держать на весу, наверное, не легкую одежку. На запястье, на тыльной стороне ладони вздулись вены…