Ростислав Самбук - Взрыв

«И тут хитрит, — неприязненно подумал Лапский. — Привык ловчить везде. Но по мелочам, как жулик, без масштаба и перспективы. Нет у него размаха. Однако, — решил, — может, это и к лучшему. Размах есть у Валерия Саввича Лапского, есть и голова на плечах, у Федора же Федоровича только директорский кабинет с потрепанным столом и марочным коньяком в нем».

— А не паникуешь? — Федор Федорович отхлебнул коньяку и сощурился от удовольствия.

«Алкаш проклятый… — чуть не вырвалось у Лапского. — Я бы тебя на месте нашего начальства давно выкинул из ресторана без выходного пособия».

Однако был вынужден признать, что именно это качество их директора и устраивает его, Лапского, да третьего их компаньона — Анну Бориславовну Утку. А Федор Федорович пусть тешится марочным коньяком: ежедневно получает наличными тридцать — сорок рублей, иногда даже полсотни, это подумать только, зеленую бумажку ни за что, фактически за невмешательство.

— Ну что же случилось, Валера? — спросил директор не очень озабоченно. — Неужели сам не можешь уладить?

— А случилось то, Федя, — не без злорадства сообщил Лапский, — что сегодня твоя тридцатка гавкнула.

— Не ври.

«Этот болван еще и не верит!» — возмутился Лапский. Сказал, понюхав коньяк и едва пригубив:

— И не только сегодня, а и в ближайшем обозримом будущем.

Наконец до директора дошло. Поставил недопитый коньяк и спросил недоверчиво:

— Ты имеешь в виду?..

— Да, я имею в виду, что придется тебе, Федя, перебиваться на зарплату в размере двести пятьдесят рублей ежемесячно. Вместе с прогрессивкой за перевыполнение плана. Если, конечно, мы этот план будем перевыполнять.

— Ты что, с ума сошел?

— Видишь, двести пятьдесят тебе уже мало…

Федор Федорович автоматически долил свой бокальчик и осушил его одним духом.

— Плохие шутки, Валера, — бросил хмуро.

— Я не шучу, Федя. — Лапский закинул нога за ногу, покачал ею, глядя на блестящий носок лакированной туфли. — Эта шлендра, Надька Наконечная, подговаривает официантов и свою пятерку сегодня не внесла.

Директор беспечно махнул рукой:

— Уволим! Надьку уволим — и с концами.

— Не выйдет.

— Это почему же? Запишем ей выговоряку, найдем за что, потом рассмотрит местком, а я — приказ. На жалобы клиентов спишем.

— Нет, — покачал головой Лапский, — эта пройдоха языкатая; совесть у нее, видите ли, заговорила — пойдет по инстанциям, а нам сие ни к чему.

— Что же делать?

Теперь Валерий Саввич увидел неподдельную тревогу в бегающих глазках директора. Отпил коньяку и сказал тоном, исключающим возражения:

— Сделаешь так, Федя. Этой Наконечной вместо выговора — благодарность. И в отпуск ее, я уже договорился с месткомом, путевку ей в Одессу выделили. Санаторий, теплое море, пляж — все для передовиков производства.

Директор недовольно покрутил головой:

— Вернется — на голову сядет.

— Нет, — блеснул глазами Лапский. — Не вернется.

— Как так?

— А ты что-нибудь придумай. Впереди целый месяц на размышления. Выдвинь ее куда-то как передовика производства. Надька к тому же студентка торгового института, ей расти надо, а не в официантках бегать.

— Трудно, — грустно возразил директор, — она же у нас лишь три недели…

Лапский разозлился.

— А мне, думаешь, легко было ей путевку выбить? — воскликнул. — Она ведь к нам по переводу попала, другие же годами работают!.. И все же сделал!

— Путевка в наших руках, а выдвижение от треста зависит. Сомнительное дело…

Лапский подумал, что директор на этот раз прав. Но подумал также, что отказ платить ежедневную десятку или пятерку — только начало, в конце концов, эти десятки — тьфу, на ежедневные мелкие расходы директору и еще кое-кому, лишь бы молчали.

Главный же источник их доходов, его и заведующей производством Утки, — совсем другой, о нем не знает ни директор, ни официантка Надька, правда, может, Надька или кто-либо из других официантов догадывается, поэтому следует немедленно под корень рубить — Надежда Наконечная не должна вернуться в ресторан.

Валерий Саввич насупился: вообще-то есть разные способы, только о них не должен знать никто, даже этот болван в директорском кресле,

И еще: надо обсудить эту проблему с Уткой. Умная женщина, энергичная и решительная, светлая голова и умеет найти подход к человеку. Не разбрасывается деньгами — одному пятерочку, другому — красненькую, все шито-крыто, аккуратно, все признательны ей, благодарят и кланяются.

А за что, спросить бы, благодарить?

Лапский самодовольно усмехнулся. У них все организовано, все продумано и выверено. Ну кто может представить себе, что в основном все махинации делаются не в ресторане, а в скромной столовой самообслуживания на первом этаже?

В ресторане — ажур, ресторан — под колпаком трестовских ревизоров и работников отдела борьбы с разными расхитителями; то, что, к примеру, официант припишет к счету рубль или десятку, — это его личное дело: попался — отвечай; официанту можно записать выговор, уволить с работы, даже в крайнем случае, если уж точно поймали за руку, отдать под суд…

Все правильно, и он первый выступит на общем собрании коллектива с гневным осуждением недостойного поведения любителя чаевых.

А что: знай, у кого брать. Для этого ты поставлен тут, для этого ты и бегаешь с черной бабочкой, знай, перед кем вилять, клиент должен платить за все…

Даже за вареники с мясом или обычной картошкой, вдруг подумал Валерий Саввич, подумал не без удовольствия, ибо помнил, сколько они с уважаемой Анной Бориславовной нагребли на этих варениках. Не считая уж бифштексов, отбивных, закусок…

Да и кто сосчитает блюда, которые съедаются в обычной столовой самообслуживания, и кто может знать, что с каждого вареника или бифштекса идут отчисления..«

От этих мыслей Валерию Саввичу стало приятно и одновременно жутко, жутко за свое светлое будущее, подумал: может, следует и остановиться, нагребли уже достаточно, одних сберегательных книжек на предъявителя десять, кажется, и каждая на семь тысяч, стоп, десять или одиннадцать, боже мой, он даже забыл, сколько у него книжек, да, конечно, одиннадцать, значит, только на сберегательных книжках…

А когда-то сладкой мечтой было пятьдесят тысяч, Пятьдесят — и точка. Сумма казалась недосягаемой, ее хватило бы на всю жизнь, безбедную, даже с комфортом, однако он давно уже определил новую цифру, давая слово остановиться на ней и заранее зная, что ничего из этого не выйдет: жажда потребления была в нем неистребима — ковры, сервизы, хрусталь, ювелирные изделия.

Да и что для них с Уткой золото? Анна Бориславовна рассказывала: позавчера ехала в переполненном троллейбусе и потеряла золотые часы с браслетом. Так даже и не стала искать. Попробуй растолкать пассажиров! Себе дороже…