Фридрих Незнанский - Царица доказательств

В 22.30, когда раздался звонок, речь Светланы уже заплеталась.

— Да?!

— Здравствуйте! — раздался бойкий девичий голос. — А Наташу можно?

— Кто ее спрашивает?

— Анна Евстихина.

Шестеренки в голове уже пьяной Светланы начали вращаться быстрее. Анна Евстихина, девочка из класса, в котором учится Наташка. Они не дружат, скорее соперничают. Анна никогда раньше не звонила.

— Ой, Аня, привет! — ответила Светлана медовым голосом. — Сейчас Наташки нет, но, может, что-то передать?

— Да нет, я просто так, спросить хотела…

— Спросить? Может, я знаю? — голос у Светланы стал стальным.

— Да нет, я в следующий раз перезвоню… — попыталась уйти от ответа Евстихина.

— Говори все, что ты знаешь! — непререкаемо потребовал Светлана. — Говори, это очень важно!

— Понимаете, может, я не знаю, — девочка сдалась, — может неправильно поняла, но…

— Говори!

— Наташка хвас… в общем, она говорила, что познакомилась с какими-то мужиками из модельного бизнеса, и они ее должны снять для агентства ее портфолио…

— Что ты еще знаешь?! — требовала Светлана.

— Ничего… — Анна даже расплакалась от напора Наташкиной матери. — Только то, что она познакомилась с крутыми мужиками, и они возьмут ее на фотосессию. А Соньку она так прихватит, за компанию… Больше я правда ничего не знаю! — закричала в трубку Евстихина, и пошли длинные гудки.

Светлана несколько минут не могла пошевелиться. Комната, в которой она сидела, стала черной. Когда наконец посветлело, она набрала номер Перовых. На этот раз ее голос был абсолютно трезв.

В районном отделении милиции царила суматоха, и дежурный майор уже в который раз с тоской поглядывал на часы. Всего половина первого, и до конца рабочего дня еще очень далеко. А майору Троегубову хотелось домой уже сейчас. Каждый раз, смотря на часы, он почему-то надеялся, что они покажут хотя бы часов пять. Но стрелка ползла катастрофически медленно, и майору Троегубову оставалось только вздыхать и выполнять свои прямые обязанности — оформлять, принимать, описывать и по мере необходимости открывать и закрывать обезьянник, усаживая туда наиболее ретивых граждан.

Обезьянник находился прямо напротив стеклянной перегородки, за которой сидел майор, так что кроме не самого приятного общения майор был вынужден еще и лицезреть запертых им нарушителей.

К половине первого таковых нарушителей было трое.

Один — местный завсегдатай, пятидесятилетний бомж Петя. С милицией у него были особые отношения. Время от времени Петя подкидывал оперативникам информацию, так что милиционеры его не обижали и регулярно предоставляли ему отдельную камеру, чтобы Петя мог выспаться в комфорте. А на улице Петя и сам мог за себя постоять — все-таки не зря тридцать лет назад он был подающим большие надежды боксером. И если бы не травма, кто знает, как бы в дальнейшем сложилась его жизнь. А так пришлось в двадцать с небольшим устраиваться тренером в местную спортивную школу. Практически сразу начал выпивать и уже через три года угодил по пьяной драке за решетку. А пока сидел, жизнь в стране изменялась. Жена за это время подсуетилась и оттяпала квартиру, а никаких родственников не было. Вот и оказалось, что идти некуда. Да и не хотелось никуда идти. Зато за это время отменили статью о тунеядстве, и оказалось, что в стране очень много таких, как Петя, которым некуда идти. Но если ты не дурак, то и на улице проживешь. Вот так Петя и стал бомжом. Шуметь не шумел, сидел тихо в углу, размышлял о жизни.

Второй обитатель обезьянника, в отличие от Пети, тихо сидеть не собирался. Это был очень крупный мужчина с багровым лицом и громким голосом. Внушительная золотая печатка на правой руке и соответствующая лексика выдавали в нем регулярного туриста по местам не столь отдаленным. Подобно киногероям мужчина стоял во весь свой рост возле решетки, схватившись за нее обеими руками, и изрыгал проклятия в адрес отечественной милиции.

— Волки! — гремел он. — Честного человека за решетку! Как были совки, так и остались совками! Сволочи!

Майор Троегубов, которому приходилось выслушивать такие высказывания по несколько раз за день, не обращал на возмущавшегося гражданина абсолютно никакого внимания. На это есть оперуполномоченные и следователь. Пусть сами и разбираются. А дело Троегубова все оформить по правилам и следить, чтобы никто из обезьянника не убежал.

Троегубову больше досаждали совсем иные посетители. Буквально каждые пять минут в отделение заходили прилично одетые люди и интересовались у дежурного майора, как им пройти в ОВИР. И всем им Троегубов отвечал односложной фразой:

— На улицу. Соседняя дверь.

И все почему-то оставались недовольными. Нет, ну правда. Они что, считают, что дежурный майор Троегубов должен выйти им навстречу со счастливой улыбкой на устах, взять за руку и самолично отвести в ОВИР? Мало им того, что он и так распечатал на принтере объявление «Вход в ОВИР через паспортный стол» и самостоятельно повесил его на стену перед входом в отделение? Что, совсем, что ли, читать разучились в самой читающей стране?

— Черт бы подрал этих умников! — думал майор Троегубов. — Был ОВИР, было отделение. Так нет, надо, чтобы стало все в одном месте. Для удобства, видите ли! Посидели бы они здесь денек.

Майор поднял голову и посмотрел на сидящих в обезьяннике. Обладатель золотой печатки, заметив его реакцию, принялся кричать с удвоенной силой.

— Козлы легавые! Денег от меня ждете? Хрен вы получите, а не деньги! Ясно?

— Ты чего орешь, Петурин? — устало спросил майор. — Не устал? Или тебя для начала на пятнадцать суток оформить для профилактики?

— Никогда перед легавыми голову не склонял, — заявил Петурин. — Я двадцать лет отсидел. Мне на твои пятнадцать суток насрать!

— Ну, как знаешь, — кивнул головой Троегубов. — Сам попросил.

Однако оформлять Петурина он не торопился. В данный момент на втором этаже отделения шел напряженный торг между следователем и Петуриным-младшим, сыном задержанного. От исхода разговора зависела на полмесяца судьба сидящего в данный момент за железной решеткой некогда известного вора-рецидивиста Аристарха Петурина, оказавшегося в обезьяннике за то, что, находясь в нетрезвом виде, он затеял драку с находящимися при исполнении сотрудниками милиции. К чести вора-рецидивиста скрутить его удалось только при помощи специально вызванного на место происшествия дополнительного наряда милиции.

Наконец Петурин угомонился и сел на лавку. Однако природная неугомонность не позволила ему долго сидеть молча. Поняв, что дежурный майор к разговору не расположен, Петурин переключился на товарищей по несчастью.

Разговор с бомжом Петей особых перспектив не сулил. Во-первых, Петя спокойно кемарил, прислонясь к стенке, а во-вторых, он и сам был человеком знающим. И раз он не пытался разделить возмущение Петурина, значит, не хотел.