Фридрих Незнанский - Дальняя командировка

— И когда вы собираетесь приступить к последнему, так сказать, акту вашей деятельности?

Грязнов услышал в вопросе легкую насмешку, но сде­лал вид, что принял интерес за чистую монету.

— Когда, говоришь? — Он поскреб задумчиво заты­лок, пожал плечами и с неопределенной интонацией от­ветил: — Да вот посоветуемся с Саней и... А чего тянуть, верно?

— Не поторопились? — уже с явным намеком спро­сил Седлецкий.

— Думаю, нет. А там посмотрим. По-моему, Наполеон считал, что самое главное — это ввязаться в сражение.

— Ну вы... Наполеоны... — усмехнулся генерал и опу­стил глаза.

«А он-то явно себе на уме... »

— Саня, — сказал Грязнов, входя в комнату, — а ведь я вызвал огонь... на тебя. Ну вообще-то хотел сначала на себя, но так получается, что первым должен будешь по­пасть под обстрел именно ты. Сейчас объясню...

— Приятно слышать, — улыбнулся Турецкий, — что ты постоянно думаешь о своем друге. И что на этот раз? Какую свинью ты ему подложил?

— Я долго думал, Саня... Слушай, тут все чисто? — Он окинул комнату беглым взглядом.

— Чище не бывает, Филя постоянно проверяет.

— Это хорошо. Ты мне потом подробно расскажешь, что вы тут делали, пока меня не было, поскольку мне на какое-то время придется здесь остаться за главного.

— «Вы меня увольняете, сэр?» — с мольбой в голосе воскликнул Турецкий и продолжил другим тоном: — «Я — вас?! Да как вам, дорогая, пришла в голову такая мысль?!» — «Ах, ну как же, я видела, как двое рабочих выносили из вашего кабинета диван!.. »

— Смешно, — без тени улыбки отреагировал Гряз- нов. — Я вот чего придумал, послушай...

И они, усевшись друг против друга, заговорили, как два классических заговорщика, тихими, почти неслыш­ными голосами.

Турецкий выслушал, прикинул и... согласился.

— А теперь валяй ты рассказывай! — сказал Грязнов.

Но тут без спроса явился Гордеев. Он шумно вошел,

как к себе домой, швырнул в сторону давно ставшую прит­чей черную папку на «молнии» и подсел к генералам.

— Ну вот что, отцы-милостивцы! Втравили вы меня... за что я вам земно благодарен. Чувствую, застряну я в этой провинциальной дыре. Снова был в прокуратуре... Нет, не так, сначала ездил в ИВС, к мадам Котовой, которую содержат там исключительно из-за каприза местного ва­шего генерального прокурора, каковым он всерьез мнит себя. Этот Мурадыч, как его заискивающим тоном зовут подчиненные, пред которым, видно, есть причина заис­кивать... Слушайте, а может, он этот? Ну, национальный кадр? В общем, прямо по Гоголю, в сильнейшей степени моветон.

— Это у Гоголя, кажется, судья был такой, а прокуро­ра у него нет, — поправил Гордеева Турецкий.

— Не важно, есть — нет! Здесь этот козел существует, и он уже заранее не желает никого слышать, кроме само­го себя. Он, блин, как треска вареная! Глаза выпучит и молчит. Я ему говорю: надо то-то и то-то, а он словно спит с открытыми глазами!

— Нет, Юра, ты им просто не пришелся ко двору, — объяснил Турецкий. — Со мной, например, он был весь­ма любезен. И, кроме всего прочего, должен быть благо­дарен мне за то, что я, жертвуя собственным здоровьем, вынужден был спасать в первую очередь его задницу, как говорят американцы.

— Ну между нами — тобой и мной — все-таки есть разница, господин генерал от юстиции, — парировал Гор­деев. — А я для него просто мелкая сошка, заноза, пес­чинка, которая натирает веко и мешает смотреть спокой­но. Не больше. Я ему толкую по поводу Котовой, кото­рую держат за решеткой без предъявления обвинений уже больше недели. А он знаешь что ответствует? Вот послу­шай, я даже записать попробовал. — Юрий Петрович достал блокнот, нашел нужную страницу и прочитал: — «Никаких жертв среди населения нет и не было. Это зло­стные слухи, распространяемые преступными элемента­ми, устраивающими в городе беспорядки, и поощряемые прямыми противозаконными действиями лиц, выдаю­щих себя за журналистов и действующих с единственной задачей — накалить обстановку в городе и районе. То есть любыми путями дестабилизировать ее накануне выборов губернатора, а затем и мэра нашего города. Этого мы им позволить не можем!» Кто «мы» и кому «им», надеюсь, объяснять не надо.

— Да на фоне всего остального это мелочь!

— Нет, не скажи. Я знаю, что он уже делал предложе­ния то ли Теребилину, то ли Сороченко — обеспечить прокуратуру компьютерной техникой. Но те послали его подальше. Не исключаю, что здесь и гнездится главная здешняя загадка, название которой «уязвленное до глу­бины души самолюбие». Ну и остальное — тоже. Кто-то из тех двоих заявил, что выставляет свою кандидатуру не то на пост мэра, не то даже губернатора! И понеслось! А Котова эта, вместо того чтобы действовать с умом, пона­деялась на собственные силы и финансовую поддержку олигархов местного значения и будущих кандидатов. Поперла танком, думая, что против лома нет приема. А всю присказку до конца не знала, потому что там гово­рится: «окромя другого лома». Вот и схлопотала. Лично я ее не оправдываю, хотя понять могу. Не знаю, что ска­жет Саня... — И Грязнов сел, высказавшись, как ему по­казалось, до конца.

— Так вы, может, считаете, что ее и защищать не надо? — взъерошился Гордеев.

— Напротив, надо, — ответил Турецкий. — Как вся­кого человека, против которого власть применила не­адекватные ответные действия. Но это когда мы рассуж­даем о Власти — с большой буквы. А здесь таковой не наблюдается. Здесь у руля клан. Разные люди, но одина­ково кровно заинтересованные в удержании в своих ру­ках основных подходов к кормушкам. Ты посмотри на их дома, на обстановку в них. Я был, видел! Такое не со­орудить, даже если станешь получать президентскую зар­плату. Так на какие деньги? Воруют. Взятки берут. Ты, кстати, возможно, и не поинтересовался, а я, разговари­вая с людьми, спрашивал: «А почему же вы к своим соб­ственным адвокатам не обратились? Почему вам нужно, чтоб обязательно из Москвы приехал и был к тому же известным правозащитником?» Знаешь ответ? «А пото­му, что все местные — все без исключения холуи и при­хлебатели нашего мэра. И стукачи у прокурора. А кото­рые пытались быть самостоятельными, так те давно уеха­ли в другие места». Вот и выходит, что ты гордиться мо­жешь своим положением, господин Гордеев. — Турецкий засмеялся, снизив тем самым накал эмоций.

— И что мне теперь делать? С моей-то гордостью?

— Напирай танком. Тебе можно. А мы будем помо­гать. Тоже, со своей стороны, давить на прокурора. Вы­шибем последнюю опору из-под ног Гузикова, тот и сам завалится.

— Да? — усмехнулся Юрий Петрович. — Но тогда из твоих слов, Саша, я могу сделать вывод о том, что само­убийство Слепнева как бы это... Ну было не совсем са­моубийством. О чем, между прочим, говорят и горожа­не. Я им втолковываю, конечно, что быть такого не мо­жет, а они все равно мне не верят. Изверился народ... Скромную мечту готов выдать за истину в последней инстанции.