Фридрих Незнанский - Игра на опережение

— Больше того. Его отставку уже приняли.

— Хороший знак. Вернее, шаг в нужном направлении.

— Но его еще потаскают по комиссиям… — заметил Колобов.

— И пусть таскают, — снова согласился Григорий Иванович. — Ему это полезно. А кто решил о совместном расследовании?

— Таково было решение, принятое на коллегии ФСБ.

— Понятно, решили очистить свои стройные и сплоченные ряды. Ну и черт с ними. А хорошая новость?

— Только что звонил Ансар…

— Наверняка, глотая слюну, он радостно сообщил, что Оленька сейчас у него… Я прав? Как они там с ней обращаются? Ты их хорошо предупредил?

— Предупредил, — заверил Колобов. — Да он и сам все прекрасно понимает. Интересно другое. Это о третьей новости, чей знак на ваше усмотрение. Он не мог до вас дозвониться и в сердцах сказал, что, наверно, вы все время разговариваете с новой бабой…

— Так и сказал? — вскинул брови Забельский. — Он имеет в виду Зину? Ну и что? Она полчаса была у меня, сделала укол и уехала… Но вечером обещала поплавать со мной в бассейне.

— Вы не поняли. Откуда ему там, в гордой и независимой Ичкерии, знать, что у вас появилась новая пассия?

— Ах вот оно что… Ты хочешь сказать…

— Да, именно это я хочу сказать.

Колобов достал из внутреннего кармана пиджака аудиокассету и вставил ее в диктофон.

— Подожди, Федя! — простер к нему руку Забельский. — Это подождет, сначала будь добр, там возле тебя пульт, включи мой канал. Как раз сейчас Света должна сказать всей стране о насильственном захвате ее коллеги и нашей общей любимицы Оли Замятиной и ее съемочной группы в качестве заложников… — Забельский говорил это, читая с текст с листка, лежавшего перед ним. — Я сам это для нее писал, представляешь? Я им так сказал: не нужно излишней драматизации, только констатация факта! И не помешает чуть дрогнуть голосом от внутреннего переживания! Ты бы видел, что они там до меня понаписали… Можно было подумать, будто началась ядерная война.

Колобов включил телевизор, и пока Света Зиновьева читала, он шевелил губами и кивал головой, глядя в свой листок.

— Ну, кажется, все нормально… — удовлетворенно сказал он, откинувшись на спинку кресла. — Интересно, кто позвонит мне первым, Корецкий или Анисимов.

— Сейчас они переговариваются друг с другом, — хмыкнул Колобов. — Вырабатывают общую линию поведения для разговора с вами.

— Пожалуй, — пробормотал Григорий Иванович. — Ты страшный человек, Федор Андреевич. Хорошо, что ты в моей команде, а не в другой… Так что там у тебя записано? Вернее, о ком на этот раз?

— Это запись разговора облагодетельствованного вами Рустама Заброева, мужа Маши Любезновой…

— Кстати, книгаЛюбезнова уже прошла набор и печатается, — перебил Григорий Иванович. — И скоро появится в продаже… Я уже его поздравил. Он обещал дарственный экземпляр. Обязательно почитай, если найдешь время. Он неглупый человек. Хотя слишком умным тоже не назовешь.

— Если вы мне его дадите, — пробурчал Колобов. — Я могу продолжать?

— Да, конечно. Извини, Федя… Так с кем Рустам разговаривал?

— С Ансаром, — сказал Колобов, тяжело глядя на босса. — По сотовой связи.

— Ну да, они же какие-то дальние родственники, давно знают друг друга… Подожди… Ты смог записать их разговор по сотовой связи? Это для меня новость.

— Нет, мы записали, а вы услышите только то, что говорил Рустам. Это было сделано с помощью обычной закладки в коттедже, куда он недавно переехал с молодой женой. Иногда они говорили на чеченском, но чаще — на русском. Когда услышите паузы, это лишь означает, что Рустам слушает, что говорит ему Ансар.

— Это долгий разговор?

— Минут на двадцать пять — тридцать. Маша Любезнова как раз была у своих родителей.

— Представляю… Но у меня полный цейтнот. Может быть, мне лучше этого не слышать? — негромко спросил Григорий Иванович после паузы, глядя в глаза своему шефу службы безопасности. — Опять какие-нибудь гадости насчет меня и Жанночки? Лучше расскажи своими словами, хорошо? — попросил он. — Или найди там кусок, который, по твоему мнению, я обязательно должен прослушать.

— Пожалуйста… — Колобов перемотал вперед магнитную ленту, глядя на светящийся индикатор. — Я тут заранее. отметил. Включать?

«…слушай, этот папик себе новую телку завел, новую медсестру, представляешь? Моложе этой Жанны лет на пять, а она, дура, еще ничего не знает… Все ждет, что он ей наследство оставит… (Пауза.) Не-ет, еще нет, но обязательно. Вчера эта Зина уходила со своим чемоданчиком к машине, я ее спрашиваю: а мне укольчик не поставишь? Я тоже хочу. Она спрашивает: а вам какой прописали? Я ей говорю, от любовного зуда. Как вас здесь увидел, сам не свой хожу, только о вас и думаю… (Пауза, несколько фраз по-чеченски.) Нет, она покраснела, и так тихо сказала: но не здесь же… (Пауза, снова фразы по-чеченски, прерываемые смехом.) Ну да, уже согласилась, говорю тебе! Я-то их знаю. Даже за жопу дала подержаться, когда я ее немного проводил… (Пауза.) Нет, а кто там чего увидит? Здесь все по субботам вечером изображают лояльность к нашему папику. В ящик смотрят, когда его РТВ показывает аналитическую программу. Иначе он неправильно поймет, воспримет как неблагодарность. Еще она дала свой телефон, я обещал ей сразу позвонить, когда буду в городе… (Пауза, снова несколько фраз по-чеченски). Ну а что мне делать остается? Жанна мне много чего про него рассказывала, ты, кстати, получил по электронной почте последние сообщения? (Долгая пауза.) Так ты сразу отвечай, чтоб я знал: пришло сообщение или нет… Но теперь-то Жанна не имеет доступа к его телу. Теперь он эту медсестричку Зину полюбил. Так и придется пользоваться объедками со стола этого старого пня, представляешь? А что делать? Он потом третью заведет, придется и ее трахать. (Пауза.) Нет, не думаю. А что он может знать или подозревать? Знаешь, как он нас с Машкой принял? Родных детей так не принимают. Облобызал, прослезился, сам в коттедж провел, представляешь…»

— Хватит! — махнул рукой Забельский. Его лицо побагровело до свекольных кондиций. — И долго я, по-твоему, должен терпеть этого подонка возле себя? Зачем мне это все слушать?

— Вы предпочли бы ничего этого не знать? — спросил Колобов.

— Но есть же какой-то предел… — Губы Забельского задрожали. — По-твоему, я должен и дальше улыбаться ему при встрече, расспрашивать, как чувствует себя наша Машенька, как если бы я был ему родным отцом? Дошло до того, что я уже не могу разговаривать со своими девушками о чем захочу!

— Полагаете, вы все узнали, что хотели? — спросил Колобов.

— Если ты про Ансара… — замялся Григорий Иванович. — То, пожалуй, все. Но он мой партнер, он хочет знать, с кем имеет дело. Справедливости ради, этому он научился от меня. Моя школа. А он был у меня первым учеником. Но этого слюнявого Рустама я больше не желаю ни видеть, ни слышать. И больше никто не должен его видеть и слышать, даже его жена Маша! — с нажимом, сдавленно говорил он побелевшими губами. — Для нее же и ее будущего ребенка так будет лучше, ты меня хорошо понял?