Фридрих Незнанский - Частное расследование

— Так тут бы и отнять бы «Витамин С» у чекистов, разметать весь их отдел по Кочкам!

— Ну нет! Не так-то просто! Останутся ведь документы. Свидетельство о чуде — «Витамине С». Зачем? Не надо! Покружить, запутать их вконец. Вот папуас, представьте, получил ружье. Пять раз с ним поохотился. И осознал. А туг ружье украли. Эка жалость! Умру, но новое ружье достану! Верно ведь? А есть другое. Папуас достал ружье. Два раза выстрелил — отлично! Вот это да! А третий раз: бах в тигра! А упала теща. Четвертый: бух в слона, а вышло в ногу самому себе…

— Или руку, левую, по локоть…

— Да-да, вот именно! Так вот, когда такое, весьма хреновое, опасное ружье исчезнет, что скажет папуас? Да слава Богу! Черт с ним! Возьму-ка лук я, пусть не так он сильно бьет, но без сюрпризов. Мы, знаете, с Шабашиным учились…

— В одном классе.

— Да, знаете, вижу… Так вот: он специалист в разведке, право слово. Разведка — дело тонкое. И психология. Переиграть — не просто бить-крушить, милейший…

— Постойте-ка! — Турецкий вдруг вскочил. — Я понял все, но есть и неувязка! Откуда к Марине поступила информация, что Коленьку отец подушкой задушил, то есть вы и задушили — покойный А. Н. Грамов?

— Отвечу. Эта информация шла от меня. Я лично эту мысль спроецировал на нее.

— Но это неправда, зачем?

— Затем, чтоб вы немного встрепенулись! Чтоб взяли верный след… И чтобы сами, в качестве следователя, начали тревожить группу Невельского. Чтоб на себя немного силы отвлекли. Тем самым мне позволив чуть передохнуть. И вы, отдам вам должное, взялись, схватили этот след, и Ефимы-а на свадьбе вы прижали. Я тогда обрадовался. Но он вам «пулю» слил, наивную, дрянную… Я весь напрягся тогда, помню: ну же, ну же! Нет! Вы ее, дрожайший, съели, проглотили. И только уж потом, в декабре, когда это уже уплыло все и потеряло актуальность…

— Ах, черт возьми! — Турецкий был не на шутку раздосадован. — Меркулов-то в момент просек! Так и сказал тогда, в «Универсаме», время терпит… Теперь понятно, почему «время терпит»: оно уже упущено к тому моменту было!

— Конечно, Александр Борисович. Когда вы догадались, Невельского уже не было в живых, поди…

— Х-м… Стоп! — Турецкий вдруг вскочил: — А вы, а вы откуда знали, что Колю кто-то задушил подушкой?! Ведь вы-то сами влезли во всю эту историю одновременно со мной! Верно?!

— Верно. Но я, конечно, сам не знал, что Колю кто-то задушил подушкой, не знал я этого в вашем понимании, как следователь, что ли? Я этот факт, что называется, вычислил.

— С такой конкретикой, что «через два часа после смерти матери ребенка задушили подушкой». Через два часа!

— Да. Именно. С такой конкретикой. Тут в чем дело? Я прекрасно знал, что «Витамином С» Олю можно «убедить» вскрыть вены. Мальчика, ребенка — понимаете? Нельзя. Я это четко знал, как автор «Витамина С». И — тут внимание: я хорошо знал Коленьку. Его, скажу вам, и «Витамином Ю» не очень-то уложишь. Он очень своенравен, со стержнем мальчик. С гордостью скажу, в меня. Но факт был у меня — он умер. Удушение подушкой. Ну, стало быть его, наверно, кто-то задушил. Так? Так! Теперь вопрос — когда? Наверно, не при матери живой? Логично. По-видимому, после того как Оля вскрылась. Верно? Верно. А почему же так конкретно — через два часа? Отвечу: они пытались до конца, наверно, «уложить» его все тем же «Витамином С»… Резонно? Да, конечно. Старались до предела, до конца! И прекращать было нельзя: попробуй выключи тут психотрон: ребенок Сразу, как придет в себя, полгорода поднимет на ноги! Мать мертвая на кресле! Значит, выключать нельзя. А сколько он работать может — «Витамин С»? Дальше охлаждение вылетает. Мне это тоже было ясно. Отсюда вывод: мальчик был задушен кем-то часа так через два… На все вопросы я ответил?

— Нет. А в чем секрет архива?

— Насчет архива панику моя Софья подняла, я тут сам, в общем, ни при чем. Подыгрывал потом я, да. Но лично я насчет архива не волновался, ну ни грамма. В нем все закопано, конечно, да. Но ведь никто прочесть не сможет…

— Шифровка?

— Нет. Вернее, да и нет. Одновременно. Могу вам рассказать секрет, он даст вам ключ, но ничего не «проболтает». Все началось с того, что еще в детстве я заметил, что есть весьма известные произведения литературы, великие, сказал бы я, в которых нет ни смысла, не улыбайтесь, ни содержания… Рационально посмотреть на них — сущий бред. Ну, например, «Гамлет» Шекспира. Прочтите трезвыми глазами. Не пьеса — патология. А сотни лет живет. Но почему? А потому что в ней секрет: смысл этих произведений идет не через разум, не через чувство ритма, не через гармонию… Нет! Он идет помимо, сразу в подсознанье. И потому живет века на свете. Неясно? Есть сюжеты, которые идут сквозь тысячелетия, прилипнув просто к человечеству. Ну, мы опустим, детальность интересна лишь специалистам. А суть проста: есть сочинения, которые в совокупности дают некий ключ, ключ к подсознанию человека. В целом. Вне времени. И вне общественного строя. Я собирал всю жизнь эти ключи. И в этом смысл архива. Но Софья, потеряв меня, конечно, всполошилась: найдут и все поймут. Поймут, конечно. Но не они. И уж отнюдь не сразу.

— Но там же были и научные статьи?

— Конечно. А разве я сказал: одна литература? Нет, и наука тоже. Как выяснилось, например, после смерти Ландау, у него нет ни одной работы без существенных ошибок. А до сих пор: великий физик! А живопись? Оставим Шишкина в покое. Но Левитан, конечно, был художник, так? Да, Левитан, бесспорно! По самому строгому канону. И потому велик. А Гоген, Кандинский, Пикассо, Шагал? Они и рисо-вать-то не умели — маляры! Но человечество решило иначе, как мы знаем! Они ведь тоже велики! А почему? Нет, милый Саша, все это очень просто, но отнюдь не просто!

И тут Турецкого осенило…

— Жизнь прекрасна и удивительна! — с выражением произнес он.

Грамова просто как током ударило:

— Не смейте! Не смейте цитировать Маяковского!

— А что такое?

— Терпеть его не могу!

— Это вы мне его «запретили»?

— Я, конечно! Не чекисты же.

— Но почему же? Почему?

— Да потому что я целыми днями сижу у вас на хвосте, прослушиваю ваши беседы, голова в огне: как быстрее «Витамин Ю» на режим вывести, что там кагебешники сейчас, как же я жену-то упустил… Голова пухнет. Во рту сушь. На грани нервного срыва. Четверо суток не спал. Ползу на допинге. А вы мне — на! Маяковского! На! На! Еще на! Что оставалось? Только запретить вам, к чертовой матери! Я хоть и не «Витамин», но мне-то тоже некоторый комфорт необходим. Душевный, минимум. Чехова цитируйте— я только «за». А Маяковского — увольте!

— А если Настенька тогда упала бы с балкона?

— Да не упала бы. Она «летала» только в ваших мыслях. На самом деле ее в это время Марина в ванной причесывала. — Грамов язвительно хмыкнул. — Этот эпизод только ваш, так сказать… Никто его больше не видел.