Алексей Макеев - Смертельный архив

Лейтенант Звонарев крутился перед зеркалом: то одним боком встанет, то другим, то новенькие погоны ровняет, то снова – в который раз! – начищает ботинки… Первый рабочий день, знакомство с коллегами и – кто знает? – может, первое дело? Хочется, как у великого Шерлока Холмса – непременно таинственное, но которое можно раскрыть по упущенной злодеем мелочи и поразить окружающих выдающимися способностями.

Саша, конечно, проходил практику и участвовал в расследованиях – но все они казались скучными и банальными: наркоманы украли телефон, хозяин телефона нашел бандитов и три раза пырнул ножом, один умер – раскрытое убийство. Кражи, пьяная поножовщина, драки… Звонарев удивился, выяснив, сколько на свете внешне приличных «бакланов» – совершивших крошечное преступление по глупости, за которую взимается плата годами потерянной молодости.

– Иди, опоздаешь, – Света, жена, обняла сзади, ткнувшись носом рослому Звонареву между лопаток.

– Не опоздаю. Как тебе? – он покрутился перед ней. – Хорош?

– Герой! Теперь попробуй меня упрекнуть, что долго перед зеркалом стою! – девушка шутливо нахмурилась и погрозила пальцем.

– Не буду, – лейтенант наклонился и поцеловал жену в светлую макушку. – Все, пошел!

– Зонт возьми…

Укрывшись «под цветочками», новоиспеченный лейтенант добежал до работы, взлетел по высоким каменным ступеням и впервые открыл тяжелую железную дверь.

– Лейтенант Звонарев, назначен в первый отдел.

Служащий на проходной лениво мазнул глазами удостоверение, кивнул:

– Второй этаж, двадцать восьмой кабинет.

Перед нужной дверью Саня еще раз оправил форму, быстро вытер ботинки платком и постучал:

– Можно?

– Входи. Звонарев? – подтянутый человек за столом, в гражданской одежде, приветливо махнул рукой.

– Так точно! Назначен…

– Да знаю я, кем назначен… Садись. – Мужчина встал и протянул руку: – Подполковник Ермолаев, командир первого отдела по борьбе с оргпреступностью.

Звонарев передал ему бумаги, сам устроился на простом деревянном стуле.

Некоторое время подполковник молчал. Молодой лейтенант огляделся.

Никаких изысков – стандартный кабинет с простым, заметно потертым столом буквой «Т» и шкафом, заставленным книгами в красных переплетах. На столе два дисковых аппарата, на окне занавеска в желтых никотиновых разводах. Некоторый интерес вызвал пистолет за стеклом шкафа – обычный «ТТ», – видно, хозяин ценил оружие, раз убрал…

Ермолаев проследил за взглядом новичка:

– Наградной. Ничего особенного, память…

– Понятно.

– Ну, что… – подполковник снова уселся за стол, просверлив Саню карими глазами. – Отдел наш, как ты, наверное, понял, давит всю эту криминально-организованную мразь, что развелась в невиданных количествах… Пока не трогали, они выросли до размеров катастрофических, а нам теперь воевать. Не буду скрывать – работа опасная, слишком привыкли к безнаказанности. Оружие постоянно держи при себе – чуть что, пали не раздумывая. Пока все, иди в двадцать третий, с ребятами познакомься – обживайся, чувствуй себя как дома, потому что ты дома, – он хмыкнул. – Жена есть?

– Да.

– Молодая?

– Двадцать два, Светой зовут.

– Понятно… – Звонареву показалось, что в голосе подполковника мелькнуло сожаление или сочувствие. – Ладно, шагай. Если что, заходи без обиняков – все свои, какая помощь или еще что…

– Понял. Разрешите идти?

Вместо ответа Ермолаев улыбнулся и махнул рукой.

Из кабинета лейтенант вышел с твердым убеждением, что с командиром можно идти в разведку.

Из воспоминаний капитана вырвал звонок мобильного. Звонарев потряс головой, отгоняя последние образы:

– Да?

– Здорово, спишь? – Юрков. Кажется, слегка поддатый.

– Работаю. Что у тебя?

– Есть кое-что интересное по Ермолаеву. Я запросил в архиве личное дело, так вот… Помнишь Елену, архивную? Ну, я еще с ней…

– Да помню, давай дальше!

– Ну, так вот – она мне нарыла аж два личных дела!

– Это как? – Звонарев быстро схватил ручку и приготовился записывать.

– А так! Одно – когда он впервые поступал на службу, восемьдесят пятого года; второе – когда получил назначение в первый отдел.

– И что? Может, обновляли.

– Если обновляли, то очень странно. – Юрков сделал паузу. – В первом деле значится мать, некая Лыбина Полина Карповна, сорок пятого года рождения. Адрес, все как положено…

– Ну?

– А во втором значится «сирота», с указанием детского дома и даже фамилией тогдашнего директора.

– Н-да… – Капитан думал. – Интересно.

– И мне, – судя по звуку, Юрков закурил. – Как тебе новости?

– Занятные. Что думаешь?

– Ехать надо, копать. Может, завтра с утречка?

– Давай. Заезжай к восьми.

– Буду.

Не прощаясь, Юрков отключился. Звонарев плюхнулся на диван и глубоко задумался – он прекрасно помнил, как Ермолаев всегда подчеркивал, что рос в детдоме и родных никогда не видел.

Утро выдалось суматошным: капитан проспал – разбудил его звонок Юркова в дверь, – быстро одевался, потом искал завалившийся куда-то телефон… Выехали из дома около десяти. Час пик – «девятка» то и дело замирала в пробках, дважды глохла, вызывая гнев водителей, и под конец сломалась печка, начав шпарить во всю мощь, что в почти тридцатиградусную жару делало жизнь еще более невыносимой.

К дому на Шиловской набережной подъехали к одиннадцати.

– Наконец-то! – не выдержал Юрков, выскакивая из-за руля. – Жарища!

– Все твоя тачка. – Звонарев вытер ладонью мокрый лоб. – Давно пора сменить на более приемлемую.

– Не обижай старушку, она еще батю возила! К тому же… – он помолчал, – денег нет. Приходится любить то, что есть.

– Ладно, черт с ней, с машиной. Я вот думаю – никто о матери Ермолаева не знал. Выходит, она даже не в курсе, что он мертв.

– Нам говорить?

– Пока не решил… Надо бы, конечно, но вдруг он здесь документы припрятал? Тогда лучше сказать, что он послал забрать их.

– И как поступим?

– М-м… – Звонарев несколько минут бессмысленно рассматривал дом. – Давай по обстоятельствам. Может, ошибка в деле и он правда детдомовский.

– Понял. – Юрков сунул ключ в замок на дверце, раздался подозрительно громкий щелчок.

– Сломал? – капитан с интересом посмотрел на коллегу.

– Не, она так закрывается…

– Хоть бы в сервис отогнал!

– Жду, пока сдохнет. Будет стимул взять новую и с чистой совестью бате сказать, что сделал все, что мог.

Звонарев, опершийся на единственную во дворе кривую березу, хмыкнул.

Мать Ермолаева жила в стандартной блочной пятиэтажке с мощными подъездными дверями и загаженными подъездами. Судя по надписям, здесь жила Света легкого поведения, любители «Рамштайна» и некто Вася-презерватив. На подоконниках стояли пластиковые бутылки с коричневым осадком, рядом скрученные бумажные трубочки…