Фридрих Незнанский - Глаза зверя

— Турецкого-то где потеряли? — спросил Грязнов.

— Он улетел, — сказал Поремский.

— Но обещал вернуться, — весело добавил Камельков. — По первому зову. Он ведь наш шеф.

Поремский с любопытством взглянул на журнал, который держал в руке Грязнов, и прочел вслух название на обложке:

— «Контркультура. Эстетика разрушения». Вот, значит, чем вы занимаетесь на досуге.

Грязнов смущенно отложил журнал в сторону:

— Да вот, понимаешь, взял ради любопытства. А там такое, что волосы дыбом встают.

— С волосами у вас как раз все в порядке, — заметил Камельков.

Грязнов уставился на него хитрыми зелеными глазами.

— Да уж это не по винным подвалам с фонариком лазить, — насмешливо сказал он.

Камельков нахмурился и покраснел.

— О чем это вы? — спросил Поремский.

— Так, ни о чем. К слову пришлось. Ладно, давайте закажем чего-нибудь вкусного — и к делу.

Сыщики подозвали официанта и сделали заказ. После того как официант удалился, следователи рассказали Грязнову о своем деле. Начальник МУРа кивал, он уже был в курсе, Турецкий успел с ним пересечься-таки.

— Дело сложное, ребята, но… вполне выполнимое. — Он пригладил ладонью рыжеватые волосы и задумчиво наморщил лоб. — Нужно будет пошуршать среди агентов-мусульман. У меня есть на примете парочка таких абреков, что вам и в страшном сне не приснятся. Лысые, бородатые, смуглые, с клешнями как у Тайсона. Вылитые ваххабиты. Я уже Сане говорил.

— А эти ваши абреки, — недоверчиво проговорил Поремский, — они нам прокуратуру не взорвут?

— Не боись. Это они только снаружи такие злобные да страшные. А внутри — добрые, белые и пушистые.

— Кактус с виду тоже пушистый, — заметил Миша Камельков. — Они чеченцы?

Грязное отрицательно покачал головой:

— Нет. Татары. Один из них и вовсе мулла. Он каждый день беседует с правоверными мусульманами, наставляет их на путь истинный. Среди его прихожан много сомневающихся и раскаявшихся. Сомневающиеся нам с вами ни к чему, а вот среди раскаявшихся поискать стоит.

— Думаете, среди них есть бывшие террористы? — спросил Поремский.

— Ну террористы не террористы, а парочка бывших ваххабитов точно найдется. Ведь ваххабиты — это что-то вроде еретиков. А еретиками там сами по себе не становятся. Тут нужно чье-то чуткое руководство. Улавливаете?

— Еще бы, — заметил Камельков.

Пришел официант, поставил на стол заказанные блюда и ушел.

— Тэк-с, что тут у нас? — Грязнов придирчиво оглядел тарелку с чем-то красным, присыпанным сверху зеленью. — Это и есть ваш хваленый карпаччо? — сверкнул он глазами на Камелькова.

— Он, — признал Камельков. — На вид, может, и не очень, но зато на вкус… — Миша прикрыл глаза и поцокал языком. — Пальчики оближете. Можете мне поверить, Вячеслав Иванович, уж я-то знаю толк в еде!

— Ой ли? — с сомнением прищурился Грязнов.

— Единственное, что умеет наш Камельков, — это есть, — сказала Алена. — Во всем остальном он полный профан.

— Кое-кто и этого не умеет, — парировал Миша и одарил Никитину уничижительным взглядом, ясно показывающим, что спорить с Аленой для него ниже человеческого достоинства. Затем он вновь обратился к Грязнову, ковыряющему вилкой карпаччо: — Вячеслав Иванович, а эти ваши татары, они сейчас в Москве?

— А где ж им быть? Они ведь не боевики и по горам не шастают. У них здесь семьи, дети — все как полагается. — Грязнов подцепил на вилку кусок красного мяса и отправил в рот. Осторожно пожевал. — Сырое, что ли? — удивился он.

Камельков кивнул:

— Конечно!

— Ну и ну. Что за жуткое место! Эстетику разрушают, мясо не жарят! Хлебная лепешка-то у них хотя бы из пшеницы? Или из того, чем украшают дорогу коровы?

— Не знаю, но на вкус — полный улет, — честно признался Камельков.

Некоторое время они усердно работали челюстями, запивая еду пивом и — в случае с Аленой — холодной минералкой. Камельков поглощал еду с такой скоростью, что смело мог быть занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Поремский ел медленно, так, словно его приговорили к смертной казни и это был последний антрекот из сырого мяса в его жизни. Однако ел с аппетитом. Алена, будучи девушкой воспитанной и педантичной, больше была занята тем, чтобы процесс поедания пищи выглядел со стороны максимально эстетично и полностью соответствовал высочайшим канонам светского этикета.

Наконец чувство голода у молодежи было утолено, и она вновь была готова обсуждать дела. Поремский вытер рот салфеткой и спросил:

— Вячеслав Иванович, когда мы сможем встретиться с вашим муллой?

— Сегодня и встретимся, — ответил Грязное. — Если повезет, то можем поехать к нему прямо сейчас.

Камельков икнул, стыдливо прикрыл рот рукой и смущенно заметил:

— Это было бы неплохо.

Мулла Фарук Гильфан Абдул-Карим принял всю честную компанию у себя дома. Усадил за стол, накрытый цветастой скатертью, и принялся поить зеленым чаем со сладостями.

Это был высокий, смуглый мужчина с черной бородкой, белоснежными зубами и манерами разорившегося аристократа. Общий благородный вид муллы портили три глубоких шрама на левой щеке и сломанный нос. Заметив любопытные взгляды Камелькова и Никитиной, он прикоснулся пальцами к покалеченной щеке и объяснил:

— Боевые раны. Вячеслав Иванович, наверное, рассказывал вам, что пятнадцать лет назад я служил в Афганистане.

— Нет, — покрутил головой Камельков, — не рассказывал. А на чьей стороне?

Грязнов с упреком посмотрел на Камелькова, тот понял, какую сморозил глупость, и смущенно опустил глаза.

— На стороне советских войск, мой друг, — нисколько не обидевшись, ответил мулла. — Я участвовал в боевых действиях, о чем сейчас немало сожалею.

— Из-за этих шрамов? — без церемоний поинтересовался Камельков.

Мулла улыбнулся и покачал головой:

— Нет. Скорей, из-за шрамов, которые война оставила в моей душе. Угощайтесь, пожалуйста, друзья мои! И не смотрите на нас с Вячеславом Ивановичем. Молодые люди должны есть много.

Камельков обвел восхищенным взглядом уставленный сладостями стол, на секунду задумался и запустил руку в вазочку с баурсаками.

— Ой, а что это за торт из шариков? — поинтересовалась Алена.

— Это чак-чак. Наше народное лакомство.

— Оно тоже сладкое?

— Еще какое, — кивнул мулла.

Алена оторвала кусочек склеенных медом шариков и осторожно положила его на язык.

— Объеденье! — резюмировала она. — А это что за лепешечки?

— Жеймэ. Попробуйте, Алена, вам должно понравиться.

Алена занялась лепешечками, а Камельков, ополовинивший к этому моменту вазочку с баурсаками, заметил на столе новую жертву:

— А вот это я знаю! Это пахлава, да?

— Совершенно верно, — кивнул мулла. — Правильнее будет произносить — пахлавэ. Угощайтесь, Миша. Вячеслав Иванович, а вы что же?