Наталья Александрова - Весенний детектив 2013 (сборник)

Разумеется, это было смешно так реагировать на запах восточных пряностей, ставший основой для многих духов. Ведь ими могли пользоваться тысячи женщин по всему миру. Но в памяти Елизаветы были живы воспоминания о талом весеннем снеге и воздухе, звенящем неумолчной мартовской капелью, а также об алой цыганской юбке с зеленой нашивкой по краю. В общем, возвращаясь на свое место в ярко освещенный плавучий ресторан, Дубровская пребывала во власти томительного ожидания чего-то необыкновенного.

Компания ее встретила шутками, и через несколько минут Елизавета обязательно бы растворилась в царящей повсюду атмосфере веселья, если бы не случайный взгляд, брошенный ею на соседний столик. Сидящая там пара меньше всего желала быть в центре внимания. Этим двоим вполне хватало общества друг друга. Они сидели, держась за руки, словно отгороженные от всего мира непроницаемой стеной. Лицо женщины показалось Лизе странно знакомым. Девушка долго перебирала в памяти обстоятельства, при которых она могла видеть эти голубые глаза, брови вразлет и стройную фигуру. Мужчина сидел к Лизе спиной, и Дубровской хорошо были видны его налитые плечи и мощный затылок. Странно, но Дубровская не могла отвести взгляд от этой пары, снова и снова экзаменуя собственную память.

Должно быть, мужчина чувствовал спиной чье-то пристальное внимание. Он на мгновение оглянулся и, встретившись глазами с Елизаветой, поспешил повернуться к своей спутнице. Но этого было достаточно для того, чтобы бедная Дубровская, презрев все правила приличия, издала удивленный возглас. Конечно, она узнала в этом щеголеватом мужчине бывшего телохранителя ювелира Липмана. Он не особо изменился, разве что выглядел свежее и раскованнее, чем когда-то, на скамье подсудимых. Но это, в конце концов, было неудивительно.

Конечно, не внешние метаморфозы с бывшим подзащитным вызвали столь неоднозначную реакцию Дубровской. Она бы изумилась меньше, если бы у телохранителя Липмана появилась волчья пасть, а лицо обросло бы звериной шерстью. Но спутницей молодого человека была… Елена. Да-да, дочка известного ювелира сидела напротив человека, некогда обвиняемого в краже драгоценностей у ее отца!

Скорее всего, парочка уже успела оценить ситуацию. Мужчина встал с места и, улыбнувшись, сделал жест рукой, приглашая Лизу за их столик. Дубровская, осилив несколько шагов, с облегчением опустилась в кресло. Ноги казались ей ватными. Некоторое время они просто смотрели друг на друга. Наконец Елена нарушила молчание:

– Значит, встретились. Правду говорят, мир очень тесен.

От ее напыщенности и светского снобизма не осталось и следа. Ее улыбка казалась доброжелательной, а глаза завораживали.

– Это?.. – Лиза сделала неопределенный жест, описав дугу возле своего лица. Должно быть, в такой странной манере она выражала свое удивление невесть откуда взявшейся эффектной внешностью вчерашней дурнушки.

– Это макияж, – усмехнулась Елена. – Природа не наградила меня блестящей наружностью, но, как оказалось, и у этого обстоятельства есть свои положительные стороны. Линзы для глаз и немного косметики делают чудеса, а если учесть мою страсть к перевоплощению…

– Так, значит, цыганка – это вы, – молвила Дубровская уже без удивления. Казалось, что она уже давно знала это.

– Да, это я. К чему теперь отпираться?

– Значит, вы вдвоем и организовали похищение драгоценностей? – выдохнула Лиза.

– Это не было похищение, – хладнокровно заявила дочь ювелира. – Я взяла лишь то, что принадлежало мне по праву, – драгоценности отца, являющиеся моим приданым. Как вы наверняка знаете, я вернула ему «Тигровый глаз». Считайте, что во мне проснулось сострадание… Конечно, я не вышла замуж за банкира Савицкого и нарушила тем самым планы отца, но тут уж ничего не поделаешь. Я только хотела быть счастливой.

– И вы счастливы?

Должно быть, в голосе Лизы прозвучало сомнение, потому что женщина ответила ей с неожиданным вызовом:

– Да, я счастлива. Надеюсь, мой отец недолго будет безутешным, бесценный «Тигровый глаз» при нем, а на роль моей мачехи претендует сейчас… кто бы вы думали? Машенька!

– Странно все это, – задумчиво проговорила Лиза, ошеломленная безудержным потоком новостей. – Но, как бы то ни было, я никому не сообщу о нашей встрече. И дело, пожалуй, не в адвокатской тайне…

– Конечно, – наконец взял слово ее бывший клиент. – Просто в этом нет смысла. Ювелир уже давно обо всем догадался. А возвращаться в Россию мы не торопимся. Во всяком случае, пока не родится ребенок.

Он нежно обнял Елену. Та вскинула глаза на него и улыбнулась. Дубровская готова была поклясться, что в тот момент глаза женщины сияли, как грани легендарного «Тигрового глаза». Но ей уже не нужны были жертвы. Она просто охраняла свое счастье…

Он шел за этой женщиной от самого метро. Чем она ему приглянулась, бросилась в глаза? Он мог бы сослаться на профессиональное чутье… но не в данном случае. А впрочем, почему нет? В ее одежде, прическе, духах с легким привкусом свежей зелени и амбры чувствовались стиль и неповторимый шарм. Несмотря на свой род занятий, он понимал в этом толк.

Весенняя Москва ослепила его, опьянила, пробудила в сердце томительную и восторженную грусть, тоску по несбыточному – по какой-то необыкновенной любви, всепоглощающей страсти, освященной вечностью… Устремление в горние выси сменялось приступами тяжелейшей депрессии, которую хотелось залить водкой, погрузиться в наркотический кайф. И все возвращалось на круги своя – отчаянная решимость, хладнокровная злость, охота за дорогими удовольствиями.

Между тем городская весна с ее мокрыми, блестящими на солнце тротуарами, прозрачными сосульками, свисающими с крыш и козырьков, звоном капели и лужами талой воды, радостно-возбужденной сутолокой, запахом крымских фиалок, пучками пушистой вербы, которые суют прохожим продавщицы в цветастых платках, первозданной голубизной небес и плывущими по реке льдинами, – брала свое. Она оживляла природу и тревожила людей. Она добиралась до глубины души, до священных, дремлющих до поры инстинктов…

Пару часов назад он стоял на мосту, любуясь ребристыми золочеными маковками и белоснежными стенами храма Христа Спасителя на фоне ясного неба. Потом решился и вошел внутрь. Высота и светящаяся громада главного купола поразили его. До того маленьким и ничтожным он ощутил себя перед скорбными ликами святых, до того виноватым, что сердце болезненно сжалось, захотелось пасть ниц и каяться, каяться, давать обеты и просить у Всевышнего милости для себя, для всех.

Выйдя из храма, он щедро подал нищим и зашагал прочь. Перед тем как спуститься в подземку – будто в преисподнюю! – он зачем-то оглянулся на купола, на венчающие их золотые кресты. Будто просил благословения! Но разве таким, как он, дается благодать?